— Что-то случилось?

— Ты, помнится, интересовался двуствольным пистолетом…

И в самом деле — интересовался. У револьверов был один существенный недостаток: к ним подходили лишь маломощные патроны с ослабленными сущностями, которые не могли разогнать пулю по нарезам ствола. Попытки модернизировать эти боеприпасы предпринимались неоднократно, но либо из-за увеличения барабана оружие получалось слишком громоздким и тяжелым, либо в нем попросту детонировали заряды.

Двуствольные пистолеты оказались компромиссом между многозарядностью и возможностью использовать пулевые патроны, вот только к нам в город их если и завозили, то исключительно контрабандой. И потому в открытую говорить о подобных вещах по служебному телефону не стоило.

— Виктор, ты на линии? Виктор? — зачастил в трубку обеспокоенный моим долгим молчанием ювелир.

— Какое обстоятельство, — произнес я, тщательно подбирая слова, — побудило тебя позвонить мне на работу?

— Нужна твоя помощь, — прямо заявил настырный старикан. — Перезвони, как освободишься.

— Хорошо, — сказал я и повесил трубку.

Всем, решительно всем нужна моя помощь.

Кто бы помог мне самому?

ГЛАВА 2

Утро — это ритуал.

Первая сигарета, первая чашка кофе, порция гренок, свежая газета.

Молочная пелена тумана на улицах, редкие машины и рассвет — осторожный и неторопливый, словно пробирающийся в город вражеский лазутчик.

Утро — это ритуал, и я предпочитал завтракать в одиночестве. Сегодня не получилось.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Виктор? — произнес Сол Коган, расправляясь с яичницей-глазуньей. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Мой тебе совет: не сыпь себе соль на раны, позволь им затянуться.

Я снисходительно посмотрел на коротышку, внешне невзрачного и ничем особо, кроме выпуклости под левой подмышкой, не примечательного, а на деле резкого, будто разряд электротока, и покачал головой:

— Ты меня с кем-то путаешь, Сол.

Гангстер вытер жирные пальцы салфеткой, поправил узел узкого черного галстука и откинулся на спинку стула.

— Чушь собачья! — прямо заявил он в ответ на мое утверждение. — Я тебя лучше родной матери знаю. Сколько лет мы знакомы? Восемь?

— Семь.

С Коганом мы встретились в боксерском зале, когда он был простым уличным костоломом, а я только-только приехал покорять большой город. После наши жизненные пути разошлись, но это не мешало нам находить общий язык.

— Вот видишь! — всплеснул Сол руками.

— Вижу — что? — вздохнул я.

Гангстер подался вперед и понизил голос:

— Давно пора забыть Анну. Все, Виктор, поезд ушел. Прошлого не вернуть.

— Думаешь, я этого не понимаю?

— Понять и принять — разные вещи, — уверил меня Сол и сунул под нос сахарницу, на полированном боку которой кривилось выпуклое отражение. — У тебя при одном ее упоминании лицо таким благостным становится, смотреть противно. Вот, сам полюбуйся.

— Перестань. — Я забрал сахарницу и поставил ее к солонке. — Обязательно лезть в душу?

Коган оттянул левый рукав и постучал пальцем по наручным часам.

— Сейчас четверть восьмого, — произнес он. — Я лег спать в четыре утра, обычно встаю не раньше десяти, но из уважения к тебе согласился встретиться в столь раннее время. И что я вижу? Ты сидишь и витаешь в облаках!

— Анна тут ни при чем.