Кевин Картер буйствовал, посылая проклятия всем и каждому. Ему прописали сильнодействующие препараты и сейчас держали со всех сторон, вкалывая либриум.

— Он должен был бы уже давно успокоиться.

Ночная сестра всегда поражалась, что может выдерживать человеческий организм, находясь в стрессовом состоянии. Это была высокая худая нигерийка, которая проработала в больнице уже более четырех лет и прекрасно знала психическое состояние каждого своего пациента.

— Не отпускайте его, пока лекарство не начнет действовать.

Два санитара и медсестра вцепились в Кевина мертвой хваткой. На лице одного из санитаров красовался фингал, полученный во время битвы с Кевином.

— Что его разозлило? — спросила медсестра.

Санитар пожал плечами:

— А кто его знает? Он рассказывал старушке Салли о своих детях, она улыбалась и поддакивала, по своему обыкновению, — как внезапно он начал буянить.

— Кто бы ни была эта его Лу, надеюсь, он ее больше не увидит. Он так ненавидит ее, — тихо сказала санитарка.

— Эта тварь знает, что мне все известно о ней и ее злодеяниях! — снова завопил Кевин. — Я должен был рассказать, но сейчас уже слишком поздно. Мои девочки уничтожены… обе уничтожены. Ее давно нужно было сжечь на костре, старую ведьму! То, что она сделала с моими девочками, чудовищно. Их жизнь разрушена ею…

— Тише, мистер Картер, успокойтесь. Вы в больнице находитесь, знаете об этом?

Кевин кивал. Его глаза закрывались, но он продолжал сопротивляться уже одолевавшему его медикаментозному сну. Санитары держали его до тех пор, пока его тело не обмякло и пульс не пришел в норму.

— Совсем слетел с катушек!

Нигерийка печально кивнула:

— Бедняга.

— Он убийца, не забывайте.

Санитарка села на своего конька. Она не переставала потчевать коллег рассказами о пациентах своей палаты. В последнее время Кевин Картер был самой любимой темой для разговора.

— Как мы можем забыть, если ты постоянно напоминаешь об этом? — сказал один из санитаров.

Кевин продолжал что-то бубнить во сне. Остаток этой ночи он провел спокойно, но с каждым последующим днем приступы ярости случались с ним все чаще и чаще. Врачи были вынуждены увеличить дозировку лекарств, чтобы кто-нибудь из персонала серьезно не пострадал.

Часом позже медсестра писала отчет и думала о том, какая судьба ждет этого человека в дальнейшем. Тюрьму он не перенесет, он тяжело болен. Вздохнув, она потянулась. Единственным ее желанием сейчас было, чтобы ночь поскорее закончилась и она смогла с чистой совестью предаться заслуженному сну.

Было видно, что Микки расстроен. В разговоре с матерью он не проявил должной твердости. Он уже чувствовал в себе решимость пойти наперекор воле своей матери и не отпускать Люси, лишь только он увидел ее. Она подъехала к дому Уотсонов на такси, чтобы забрать свои вещи. Люси выглядела как-то по-другому: более собранная, более спокойная. То, что она безоговорочно подчинилась его словам, немного насторожило его. Внезапно ему пришла в голову мысль, что, возможно, она сама хотела уйти. Но он даже не предложил ей свою помощь, когда девушка тащила мешки с вещами к ожидавшей ее машине. Он молча созерцал, как Люси перетаскивает свои вещи.

— Мог бы сложить вещи и поаккуратнее. Многие из них совершенно новые. — Люси сказала это абсолютно беззлобно, но ее слова разозлили его.

— Не нравится? Тогда нужно было самой складывать.

Люси рассмеялась:

— Как же я могла это сделать, если даже не знала, что уезжаю? И вообще, что ты бесишься? Я делаю, как ты просил.