— То есть у тебя с ангелочком с открытки. Кажется, в последнем классе школы вы как минимум по-дружески валялись в сене… или где тут обычно валяются… в снегу или в тополиных листьях?
— Что это значит?
— Постой. — Ред приподнялся на локтях, глядя на нее. — Скотт с Колеттой когда-нибудь…
— Что? — Соня пожала плечами. — Я их никогда не расспрашивала.
— Оуэн мне рассказывал, что вы чуть не подрались, ты столкнула его с тротуара.
— Ну и что из того?
— Может, застукала с Колеттой в щекотливом положении?
Соня взглянула на часы.
— Ты поэт.
— Слушай, вот что мне в тебе нравится, — сказал Ред, встал с кровати, подошел к ней, голый, с наполовину вставшим членом, почти целомудренно чмокнул в щеку, уколов щетиной подбородок. — Иногда ты бываешь самой грустной девочкой во всем великом штате Нью-Гэмпшир.
— Нет, — сказала она, — самая грустная наверняка твоя бедная покинутая жена. Может, поедешь домой, угостишь ее вафлями?
Ред рассмеялся.
— Ты вечером свободна?
— Занята.
— Тогда в баре увидимся.
— Буду считать секунды.
Его смех провожал ее до машины.
Хлопья снега лежали на земле размокшими конфетти после давно закончившегося парада. Гранитное небо, плоское, безоблачное, светлело к горам. Соня ежилась в пальто, запуская мотор и включая обогреватель. В голове туман от недосыпа.
Ред постоянно заглядывал в бар, и она отвлекалась от нудных обязанностей, видя знакомое лицо. Зная, что он играл в Национальной футбольной лиге, она представляла его слишком самоуверенным мачо, а Ред оказался на удивление скромным, внимательным слушателем с настоящим чувством юмора. Ее привлекла его общительность и душевность — качества, которые он, по ее мнению, приобрел после пережитого в Нью-Йорке. Сам факт женитьбы на Колетте Макгуайр в тот период их жизни весьма интересен.
Впрочем, Соня думала сейчас не о нем, а о Скотте и Генри. Зачем они поехали к Колетте?
Скотт собирает материал для книги. Может, просто искал информацию, но тогда почему ничего не сказал?
Другой вопрос еще лучше: «Какое мне до этого дело? Абсолютно никакого».
Она нашла старый лазерный диск группы «Супрем», поставила, прибавила громкость. Признав музыку не соответствующей моменту, перебрала коробку, отыскала «Душу и тело» Билли Холлидея. Через пару секунд Леди Дэй запела: «Эй, малыш, я тебе не гожусь?» Голос, летевший под зимним нью-гэмпширским небом, заполнил салон машины почти нестерпимой болью, но Соня все равно слушала.
Загудел сотовый. Ред. Она приглушила звук.
— Слушаю.
— В бардачок загляни.
Соня дернула крышку, изнутри выпал пухлый тяжелый конверт, зашуршавший двадцатками и парой сотенных.
— Ред…
— Это тебе для папы.
«Выгодно быть твоей подстилкой», — подумала она с внезапной отчаянной, ошеломляющей злостью, похожей на проглоченный осколок стекла. Ред обиделся бы, если б услышал. Несмотря ни на что, у него бывают внезапные приливы доброты и сочувствия, когда он почти по-детски старается сделать что-то хорошее. Он не раз заверял, что будет давать деньги на оплату медицинских счетов, даже если они перестанут спать вместе. Просто ему невдомек, как она себя чувствует, открывая конверт с наличными, когда на бедре еще остаются следы его спермы.
— Спасибо, — выдавила Соня.
— Увидимся вечером, да?
— До вечера, — сказала она, разъединилась и вдавила до упора педаль газа. |