В столярке, как Ханоев и предполагал, его дожидался развалившийся в старом кресле Кассир. И трое мордоворотов, безмозглых и низколобых, которые, кроме крепких мышц и полного пренебрежения к человеческой жизни, могли похвастаться еще разве что знанием букв и четырех арифметических действий. Все трое прибыли по большой воде в Ижму неделю назад с последним этапом и, сразу уйдя в «отрицалово», накрепко прилипли к блатным, нуждавшимся в пополнении штата быков.

«Никак эти стажеры явились сюда сдавать экзамен? – Бавауди зафиксировал затравленным взглядом то, как Валера Башка тщательно запирает за собой дверь в мастерскую, и ощутил неприятный холодок внутри. От страшной мысли даже перехватило дыхание. – На мне?!! Но почему?!!»

– Вон туда встань, – лениво разжал губы Кассир и кивнул на пустое, не заставленное станками пространство посреди мастерской. И не успел Бавауди сделать и шагу, как один из быков ухватил его за плечо медвежьей лапищей и сильно толкнул вперед. Удержаться на ногах после подобного не смог бы и чемпион по сумо. – Поднимись. И смотри сюда. Знаешь, чего на тебя время тратим?

«А того, что этого времени у вас прорва, – подумал Ханоев, поднимаясь с грязного бетонного пола и вытягиваясь перед Кассиром разве что не по стойке „смирно“. Хочешь не хочешь, но сейчас он был не в той ситуации, когда можно демонстрировать норов. – Некуда вам девать это время. Вот, мудаки, и ищете развлечений».

– Не знаю, – покорно ответил Бавауди.

– Пригласили тебя, – издеваясь, процедил Вова, – чтобы привет передать. От Разина. От Костоправа.

Вот при этих словах Ханоев почувствовал себя действительно плохо. Что такое какой-то холодок страха в груди по сравнению с тем, что сейчас чечен ощутил, что от ужаса готов грохнуться в обморок!

Что?!! От Разина?!! От того доходяги, которому он еще в январе подрезал ахиллы в гараже у Анатолия Андреевича? Но откуда об этом стало известно на зоне? Никто ведь не знал, кроме кума и Чечева, а через них утечки произойти не могло. К тому же уже три недели, как эти двое разбились на вертолете. А Костоправ наверняка подох еще раньше. И Бавауди был уверен в том, что история с операцией в гараже давно забыта и быльем поросла. А оказалось вон как…

– Что скажешь? – улыбнулся Кассир. Что можно было на это сказать?

– Он жив? – не спросил даже, а жалко пискнул Ханоев.

– Как сейчас, я не знаю. Но в феврале был еще жив. Писал нам, просил отблагодарить тебя, что его искалечил.

«Вот она и причина того, что я ни с того ни с сего вдруг стал крайним в одной из интрижек и оказался в обиженке, – наконец понял истинную причину того, что произошло еще в начале весны, Бавауди. – А теперь продолжение. Что со мной сделают? Замочат? Навряд ли. Подрежут сухожилия на ногах, как я когда-то сделал этому Разину? Тоже нет. Подвергать меня тому же увечью, что когда-то придумал кум, все равно что совершать плагиат. Блатным в великую падлу занимать идеи у мусоров. Уж на изобретение изощреннейших наказаний у них достает и своей фантазии».

– Так что скажешь? – еще раз спросил Кассир. – Как за это ответишь?

– Я уже за это ответил, – беспомощно пробормотал Ханоев, отдавая себе отчет в том, что что бы он ни сказал, все равно это не более, чем пустые слова. Судьба его предрешена, наказание определено и утверждено смотрящим за зоной. – Ты знаешь, что со мной произошло в феврале. Этого что, недостаточно?

– Нет, – покачал головой Кассир. – Недостаточно. Пидер ты или не пидер, не имеет значения, если вдруг опять возьмешь и подпишешься на такую херню.