Он опять полез в сумку и вытащил захваченное на трупе, аккуратно положил на стол. Командир заставы взял в руки документы, потом письма. Бросил взгляд на стоящую в углу винтовку врага. Ударили по глазам свежие насечки…

— Хорошо, старшина. Зайдите в санчасть. Пусть вас осмотрит санинструктор…

Ковальчук будто очнулся:

— Да я это, товарищ старший лейтенант, цел. Подумаешь, камнем ударило под глаз. Целый я!

— Прекратите пререкаться, старшина. Идите, куда приказано. Затем примете пищу и придёте ко мне. Отметите на карте место нахождения противника, напишите рапорт о случившемся. Идите.

— Есть!

Старшина молодцевато отдал честь, повернулся и вышел прочь из комнаты. А Иванов долго смотрел на улыбающееся лицо финна на фотографии…

Зима в этом году запаздывала со снегом, но морозы уже были. Особенно резки они казались из-за повышенной ленинградской влажности. Из-за множества каналов, пронзающих город, построенный Петром во всех направлениях. Вот и сейчас на облицованной красным гранитом площадке на набережной Невы застыли, прильнув друг к другу двое — высокий командир в щегольской фуражке с чёрным околышем, несмотря на холод, и девушка в сером пальто и вязаной шапочке с длинными ушами, свисающими почти до талии. Он держал в ладонях её руки и пытался отогреть кисти своим дыханием:

— Замёрзли очень?

— Нет… теперь тепло.

— Ну как же нет? Вот совсем посинели. Ничего, сейчас.

Он дышал на узкие длинные пальчики, осторожно целуя коротко обрезанные ноготки.

— Что ты делаешь? Не надо. А то кто увидит…

— Ничего страшного. Пусть видят, как я тебя люблю… вот только командир рапорт подпишет, и сразу пойдём в ЗАГС…

— А подпишет? Всё таки у меня…

— Подпишет. Он человек хороший. Да и не на последнем счету я у командования. Так что подпишет. Не волнуйся.

— Ой, мне домой надо. Бабушка волноваться будет.

— Хорошо… Завтра увидимся?

— Конечно. А тебя отпустят?

— Отпустят. Не волнуйся…

Короткий поцелуй в щёку жарко обжёг и заставил течь кровь быстрее. Хлопнула дверь, послышались голоса из-за массивного, ещё дореволюционного полотна двери. Лейтенант Петров стащил форсистую фуражку, спрятал её за пазуху, заткнув за ремень, натянул на голову уставную ушанку. Затем, насвистывая сбежал по лестнице многоквартирного дома на Фонтанке и вылетев из подъезда попал прямо в объятия военного патруля:

— Товарищ командир! Немедленно подойдите ко мне!

Скомандовал командующий патрулём капитан, явно обрадованный возможностью проявить свою власть. Лейтенант нехотя подошёл к нему, затем отдал честь:

— Лейтенант Петров, командир взвода 20-й механизированной дивизии. Нахожусь в увольнении.

— Ваши документы, товарищ лейтенант.

Он протянул начальнику патруля запрошенное, и они отошли все вместе поближе к горевшему фонарю. Капитан долго всматривался в бумаги Петрова, потом велел одному из бойцов:

— Позвони в комендатуру и выясни насчёт него. А мы пока подождём… курите, товарищ лейтенант?

— Да.

— Угощайтесь. Извините, но порядок есть порядок.

Капитан протянул раскрытый портсигар Петрову. Тот в ответ любезно дал прикурить ему от своей зажигалки. Оба молча попыхивали папиросами, когда послышался топот, и из-за угла выскочил запыхавшийся боец:

— Товарищ капитан, товарищи командиры! Война! Война с Финляндией!

— Ты что мелешь, боец?!

— В комендатуре приказали немедленно прибыть к ним, а товарищу лейтенанту — без промедлений следовать в часть.