А Светка и в университете была идейной. Мечтала, что на ТВ у неё будет собственная авторская аналитическая программа-расследование. Что-нибудь вроде: «Говорит и показывает Жеребцова».

– Вот вам, Жеребцова, вопрос на засыпку, – говорил преподаватель. – Областной прокурор на дороге нарушает ПДД. Так, небольшое превышение скорости. Его останавливает гаишник. Прокурор грозит ему страшными карами – гаишник непоколебим. Прокурор куда-то звонит – работник правопорядка позёвывает и покручивает жезл. Прокурор предлагает деньги. Гаишник, радостно воссияв и воспрянув, тут же по рации сообщает о попытке дачи взятки. На прокурора заводят дело, отстраняют от должности… Будьте добры, Жеребцова, прокомментируйте увиденное.

– Гаишник – поразительно честный и мужественный человек. Прямо дорожный российский комиссар Каттани… – мямлила Светка. Скребла в белобрысой голове, чувствуя подвох, но не соображая, где он. – Стоит порадоваться, что в области ведётся настоящая, а не показушная борьба с коррупцией…

– Ответ неверный, Жеребцова. Истинное положение дел таково: прокурор перешёл дорогу Кому Не Следовало. Его требовалось отстранить и слегка показательно проучить. У бесстрашного принципиального гаишника забиты в базу «белые» и «чёрные» номера. Кого Надо – тормознуть, а Кому Надо – отдать честь, если даже он в заведомо пьяном виде несётся по встречке на скорости 200…

– И вы не допускаете иного развития событий? Только так? – поражалась Светка.

– Только так, и никак иначе. Это любому детсадовцу известно. Никогда не стать вам ведущей авторской передачи, Жеребцова. Аналитик и логик из вас ни к чёрту, – устало вздыхал преподаватель.

Он не знал, что вот-вот времена резко сменятся, и в журналистике будут востребованы именно безоговорочный оптимизм, голубоглазая наивность и фанатичная восторженность. Ну, эластичность, гуттаперчевость и тонкое чутьё текущего момента в журналистике всегда были востребованы.

Но дело было сделано: Светка опустила крылышки, закомплексовала. Перестала верить в себя и с головой ушла в технику съёмки.

Снегу нынче навалило! В парке, в аллее писателей-классиков, на головах у бюстов торчат снежные конусовидные шапочки-кипы. Даже на юдофоба Николая Васильевича Гоголя природа-космополит прикольно натянула хорошенькую такую, аккуратную пушистую кипочку!

Дворничиха метёт дорожки голиком на палке. И сама с собой разговаривает, добродушно пеняет на падающие крупные хлопья:

– Ну, куды сыписся, прости господи, куды сыписся?! Сыпется и сыпется, сам не знает куды. Хватит уж, а он всё сыпется и сыпется.

Мы со Светкой бороздим в снегу сапожками. Тащим тяжёлую авоську со снедью: передачу в больницу для Ариадны.

Сегодня с утра освещали работу комиссии по браконьерству и незаконной вырубке леса. Освещение закончилось ужином в кафе «Три охотника», со свежей лесной убоиной.

Всё как водится в подобных заведениях: обработанные дочерна паяльной лампой, могучие бревенчатые стены, в них вбиты крючья и головы чучел. Посередине зала громадный, как гора, закопчённый камин из неотёсанных камней, с весело пляшущим огнём на потрескивающих берёзовых поленьях. Вокруг грубые длинные дощатые столы. При входе – вешалки из рогов и огромная, во всю стену, репинская репродукция с пучеглазыми, плешивыми охотниками-хвастунами.

Меню ужина: молочный кабанчик на вертеле, нашпигованный пряными травами и толчёными можжевеловыми ягодами, паштет «Нежный» из зайчатины и лосиной печени с припущенными шампиньонами, антрекот «медвежонок» в бруснично-клюквенном соусе. А также вино, тосты, «цыганочка» с выходом: «И-эх, и-ух!»

Мы со Светкой втихаря под столом напихали в сумки и за пазуху ветчинной и мясной нарезки, бутербродов с икрой.