— Перспектива! Перспектива! — ухает птица. — Теперь понимаешь?

Сверху все видно куда яснее. Два создания отпустили друг друга и окружают корабль с двух сторон — противники объединились против общего врага.

— Тут и конец плаванию. Капитан пойдет ко дну с кораблем, — произносит попугай. — Как положено, как положено.

Тут щупальце кальмара выстреливает из воды и обхватывает палубу. Корабль кренится. Я вцепляюсь в веревки. Чернильно-темное чудовище обвивает вторым щупальцем бушприт и отрывает его от носа. Будь там Каллиопа, ее разорвало бы пополам.

Яростная тряска едва не отрывает меня от веревок. Это кит врезался нам в борт, почти прогнув его. Капитан приказывает артиллеристу выпалить из пушки, но кит уже скрылся в пучине. Кальмар целиком вылез на нос и черными лозами щупалец обвил фок-мачту. Нос накреняется под его весом, матросы вопят и цепляются за доски. Я карабкаюсь повыше, чтобы убежать от жадного щупальца.

Внизу Карлайл пытается ударить кальмара заостренной ручкой швабры, как будто это гарпун, но у чудовища слишком толстая кожа, чтобы это могло причинить ему особый ущерб.

— Хватайся за мои когти! — приказывает попугай. — Я унесу тебя отсюда.

— А остальные?

— Это их судьба, а не твоя.

— Мы слишком далеко от берега.

— У меня могучие крылья!

Его тон почти убеждает меня, но я все равно не могу поверить. Он маленький. Он кажется беспомощным в сравнении с капитаном.

— Верь мне! — требует птица. — Ты должен мне верить!

Но я не могу. Просто не могу.

Тут я замечаю штурмана. Он поднялся на палубу и бросился к капитану, не обращая внимания на бушующую битву. Даже отсюда я вижу, что ему гораздо хуже прежнего. Бледная кожа на ветру отваливается клочьями. Похожие на страницы ошметки падают на палубу, где их поглощает черная жижа. Он хватает один из клочков кожи и показывает капитану: новый курс! Капитан отталкивает штурмана — курс заботит его меньше всего.

Кит снова таранит нас в борт, и штурман наконец оглядывается по сторонам. От выражения его лица у меня мороз по коже. На нем написана железная целеустремленность. «Свиток-свита-сверить-жертва», — проносится у меня в голове. Я знаю, что будет дальше, еще до того, как он лезет на грот-мачту. Он поднимется в воронье гнездо. И спрыгнет.

— Плохо, — произносит наблюдающий за ним попугай. — Плохо, плохо, плохо.

— Если хочешь кого-нибудь спасти, спаси его!

— Слишком поздно. Наша наука — не из разряда точных, но мы делаем, что можем.

Я не собираюсь с этим мириться. Штурман залез уже до половины. В его сторону выстреливает щупальце, но промахивается и хватает листок его кожи. Штурман не сводит глаз с вороньего гнезда над головой. Я должен спасти его!

От фок-мачты до грот-мачты не допрыгнуть, а если я попытаюсь слезть, то угожу прямо в разверстый зев кальмара. Но есть же и другие способы!

— Отнеси меня к штурману! — требую я у попугая.

Тот качает головой:

— Лучше не надо.

И, хотя я не имею ни малейшего представления, на каком я сейчас положении в иерархии, я самым властным своим тоном рявкаю:

— Это приказ!

Попугай вздыхает, больно пронзает мои плечи когтями и, хлопая крыльями, взлетает с грот-мачты. Он сказал правду: даже с такими маленькими крылышками он выдерживает мой вес. Мы летим над битвой, и он сбрасывает меня в воронье гнездо через мгновение после того, как туда влезает штурман.

Мгновение спустя мои глаза привыкают к обманчивым размерам вороньего гнезда. Я оглядываюсь — никого.