Он поднес к глазам бинокль. Со всех сторон только вода, не видно кораблей и маяков. От места торпедной атаки они успели отойти миль на десять.

Когда вахтенный офицер и сигнальщик выбрались на мостик, Володя спустился в центральный пост. Он набросал на листке радиограмму в штаб о торпедировании вражеского судна в три тысячи брутто-тонн, сообщил о местонахождении и исправности лодки. Полученная квитанция его удивила.

Оказывается, с 9 октября 42-го года на флоте и в армии ликвидировалась система военных комиссаров. Им присваивались командирские звания, они становились заместителями командиров по политработе. Свершилось! Двоевластие закончилось! Командир в подразделении должен быть один, поскольку с началом войны были случаи, когда командир отдавал приказ, а комиссар его отменял или, того хуже, отдавал прямо противоречащий.

Командиры заканчивали военные училища, знали тактику и стратегию боя, комиссары же были представителями партии – без военного образования, но с большим самомнением.

Через краснофлотца Владимир вызвал на центральный пост комиссара лодки и показал ему квитанцию:

– Читай.

– Вслух?

– Мне все равно.

У комиссара хватило ума прочитать текст молча. Прочитал, поднял на Володю глаза, потом перечитал еще раз.

– Это вражеская провокация!

– На подпись посмотри. ГКО, товарищ Сталин. Ты его провокатором называешь?

Лицо комиссара стало белым, как бумага радиограммы. Он сунул квитанцию Владимиру, молча повернулся и ушел к себе. Сутки экипаж его не видел, видимо, тяжело переживал человек утрату власти. Но власть – она подразумевает и ответственность за свои действия.

Глава 2. «Весихииси»

За ночь, соблюдая осторожность, они успели пройти миль пятьдесят. Больше полагались на глаза, поскольку выхлоп дизелей заглушал все звуки.

Шли в крейсерском положении.

Владимир, как командир, позволил отдыхающим сменам выйти на палубу подышать свежим воздухом. Радость глотнуть свежего воздуха понятна только подводникам. У летчиков, танкистов, артиллеристов, даже у пехоты воздух мог пахнуть бензином, порохом, маслами, гарью пожара. Он мог быть пыльным после близкого взрыва. Но он был! У подводников же регенерирующие патроны с кальцинированной содой не могли очистить воздух. Приходилось в подводном положении добавлять кислорода из кислородных баллонов – на «эске» их имелось пятнадцать. А еще на лодке было жарко от работающих механизмов, от тесноты и скученности, от постоянной влажности и противного запаха электролита.

К утру отсеки провентилировались свежим воздухом, аккумуляторные батареи зарядились, был проведен сеанс радиосвязи, и, как только на востоке появились первые лучи солнца, Владимир приказал спуститься в лодку и задраить люки. Надо было погружаться. Справа вдали – шведские берега, по морю шастают финские и немецкие военные суда. Заметят лодку или ее перископ – жди беды.

Лодка под водой шла медленно, экономичным ходом. И не только для экономии емкости зарядов аккумуляторов. Немцы ставили сети из стальных тросов на глубине. Норвежское судно их проходило, а лодка могла попасть, как муха в паучьи сети. На малом ходу, услышав скрежет тралов по легкому корпусу, моряки из первого, носового, отсека давали сигнал на центральный пост. Лодка останавливалась и давала задний ход, выбираясь из ловушки.

Если же лодка попадала в сети на полном ходу, ситуация была сложнее, тросы цеплялись за ограждения, горизонтальные рули. Немцы в этих случаях не дремали, они патрулировали сети. Обнаружив застрявшую в сетях лодку, уничтожали ее глубинными бомбами.

Не меньшую опасность представляли и минные поля. Их ставили немцы и финны со своих кораблей. Минировали и наши – с подводных минных заградителей, с самолетов.