– Ты что, не надо, – сказал Йоахим.

– Если через двадцать минут не вернусь, зови полицию.

– Ты псих. Ладно, я с тобой.

Этого-то Андреас и хотел, и, как всегда, он это получил.

С вершины длинного холма мало что можно было разглядеть в темноте у старых рельсов. Скелет грузовика, сорная трава, чахлые деревца без будущего, какие-то бледные полосы – может быть, остатки стен, – да еще их собственные слабые тени от фонарей над полем. Вдали – нагромождения социалистической жилой застройки средней этажности.

– Эй, ты! – крикнул во тьму Йоахим. – Асоциальный элемент! Ты здесь?

– Умолкни, – оборвал его Андреас.

Внизу у рельсов они заметили движение. Они двинулись туда самым прямым путем, каким только могли, прокладывая себе дорогу в слабом свете, раздвигая голыми коленками жесткую траву. Пока добирались до путей, призрак дошел почти до моста Рейнштрассе. Казалось – хотя точно определить было трудно, – что он смотрит на них.

– Эй, ты! – заорал Йоахим. – Мы хотим с тобой поговорить!

Призрак снова начал перемещаться.

– Иди душ принимай, – сказал Андреас. – Ты его пугаешь.

– Не будь идиотом.

– Я дальше моста не пойду. Можешь там наверху меня подождать.

Йоахим колебался, но он почти всегда в итоге делал так, как хотел Андреас. Когда он ушел, Андреас побежал рысцой вдоль путей, получая удовольствие от своего маленького приключения. Призрака он теперь не видел, но быть в диком месте, в темноте – уже интересно. У него была голова на плечах, он знал правила и знал, что ничего тут не нарушает. Он чувствовал себя в полном праве, как чувствовал себя вправе быть именно тем футболистом, которого выбрала эта фигура. Он не боялся; было ощущение неуязвимости. Уличным фонарям на мосту он, однако, был рад. Он остановился перед мостом и заглянул в темноту под ним.

– Эй! – произнес он.

В темноте шаркнула обо что-то подошва.

– Эй!

– Зайди под мост, – произнес голос.

– Лучше сам выйди.

– Нет, ты под мост. Я ничего плохого тебе не сделаю.

Голос из-под моста был мягким голосом образованного человека, и Андреаса это почему-то не удивило. Человеку неинтеллигентному неуместно было бы высматривать его и подавать ему знаки. Андреас зашел под мост и увидел у одной из опор человеческую фигуру.

– Кто вы? – спросил он.

– Никто, – ответил призрак. – Так, нелепость.

– Что вам тогда надо? Я вас знаю?

– Нет.

– Что вам надо?

– Я не могу здесь оставаться надолго, но я хотел тебя увидеть, прежде чем вернусь.

– Куда?

– В Эрфурт.

– Хорошо, вот я. Вы меня видите. Можно поинтересоваться – почему вы за мной шпионите?

Мост над их головами вздрогнул и загремел под тяжестью проезжающего грузовика.

– Что бы ты сказал, – промолвил призрак, – если бы услышал от меня, что я твой отец?

– Сказал бы, что вы сошли с ума.

– Твоя мать – Катя Вольф, урожденная Эберсвальд. Я был ее студентом, а потом коллегой в Гумбольдтовском университете с пятьдесят третьего года по февраль шестьдесят третьего, когда меня арестовали, судили и приговорили к десяти годам за подрывную деятельность.

Андреас невольно отступил на шаг. Его страх перед прокаженными – политически прокаженными – был инстинктивным. Ничего хорошего от общения с ними ждать не приходилось.

– Нет нужды говорить, – добавил призрак, – что никакой подрывной деятельностью я не занимался.

– Видимо, народная власть считала иначе.

– Нет, никто, что интересно, не считал иначе.