Честно говоря, это известие не очень-то пришлось мне по душе. Я терпеть не могу любых лжеоккультистов, самозваных «адептов» и псевдометафизиков. Мне претит поддельный интерес к таинствам и поверхностное знание древних преданий. Доморощенный спиритуализм, любительская астрология и «психическое» шарлатанство всегда меня отвращали.

Мне кажется, что негоже глупцам издеваться над древними верованиями и тайными учениями исчезнувших народов. Если это еще один кружок стареющих невротиков и бледных, иссиня-фиолетовых дилетантов, мне предстоит скучнейший вечер.

Эрудиция Хенрикуса Ваннинга, однако, оказалась никак не поверхностной. Он был человеком широкой культуры и со знанием дела рассуждал о различных мифологических аллюзиях в моих рассказах, что говорило, как мне показалось, о глубоких познаниях и искренней увлеченности исследованиями, ведущими за черные завесы человеческой мысли. Он с живостью рассказывал о своих манихейских штудиях и попытках воссоздать особенности древних культовых ритуалов.

Я так увлекся беседой, что даже не заметил, в каком направлении он меня вел; знаю только, что шли мы довольно долго. Наконец мы свернули на длинную, обсаженную кустами аллею, которая привела нас к дверям празднично освещенного и внушительного особняка.

К тому моменту, признаться, я был глубоко поглощен живописными откровениями Ваннинга и не запомнил ни единой конкретной черты облика дома либо его окружения.

Все еще смущаясь, я прошел вслед за Ваннингом сквозь раскрытую дверь — и оказался в кошмаре.

Выше я говорил, что дом блестел огнями. Да, он был весь освещен — ярко-багряным светом.

Мы стояли в прихожей — в прихожей ада. Алые ятаганы света, искрясь, отражались от увешанных зеркалами стен. Драпри цвета киновари скрывали коридоры, и темно-красный потолок словно тлел прозрачными пунцовыми огнями рубиновых газовых факелов, горящих в окровавленных светильниках. Люциферический дворецкий принял у меня шляпу и вручил мне бокал шерри-бренди.

Мы остались одни в красной комнате, и Ваннинг обернулся ко мне с бокалом в руке.

— Нравится? — спросил он. — Веселая декорация, чтобы гости пришли в подобающее настроение. Небольшая деталь, заимствованная у Эдгара По.

Я вспомнил великолепную «Маску Красной смерти» и внутренне поморщился при виде этой грубой и вульгарной подделки.

Но все же это свидетельство эксцентричности хозяина произвело на меня известное впечатление. Он пытался чего-то достичь. Я был даже несколько тронут — и отсалютовал бокалом египетскому жрецу в этой жуткой прихожей.

Бренди обожгло язык.

— А теперь — очередь гостей.

Он отдернул занавес, и мы вошли в просторный зал справа.

Зеленым и черным бархатом были обиты стены, серебром отливали подсвечники в нишах. Мебель, однако была современной и достаточно бесцветной; но взгляд на толпу гостей снова перенес меня на мгновение в мир видений.

«Оборотни, божества и черные маги», — так, кажется, говорил Ваннинг. В его загадочном замечании было больше недосказанности, чем преувеличения. Гости являли собой пантеон преисподней всех народов земли.

Оркестранты в углу нарядились скелетами, и благодаря дьявольски умелому освещению скелеты эти казались издали пугающе реальными. Танцоры кружились по полу на зловещем фоне эбенового и изумрудного бархата.

Я увидел непристойного Пана, плясавшего с иссохшей ведьмой ночи; шальная Фрейя обнимала жреца вуду; вакханка похотливо вилась вокруг безумного дервиша из Ирема.