|
Четыре девушки стучат по клавишам своих машинок с различной сноровкой; частенько кто-то из них наклоняет голову, чтобы исправить ошибку или случайную опечатку; порой бумагу выдёргивают из каретки, копирку оставляют, а первый экземпляр и нижние листы с яростью посылают в мусорную корзину. Пятая девушка читала еженедельник для женщин, но сейчас отложила его в сторону и открыла блокнот со стенограммами. Пора приниматься за дело. Привычным движением она потянулась к линейке и аккуратно зачеркнула третью фамилию на бланке. Доктор Бартлет требовал, чтобы до того, как будут готовы новые бланки, девушки вручную исправляли каждый лист, а Маргарет Ральстон обычно делала то, что ей приказывают.
Т. Г. Бартлет, д-р философии, магистр словесности, секретарь Ф. Оглби, магистр наук, заместитель секретаря Д. Бланд, магистр словесности Мисс М. М. Хайт, магистр словесности Д. Дж. Мартин, бакалавр словесности
Под последней фамилией она напечатала: «Н. Квин, магистр словесности». Её новый босс. После того как Маргарет Ральстон вышла из его кабинета, Квин открыл один из шкафов, достал черновики опросных листов по истории, решив, что ещё часа два — и можно будет отдавать их на машинку. Во всех отношениях он был вполне доволен жизнью. Диктовка (совершенно новое для него занятие) получалась неплохо, и наконец он начал приобретать навык выражать свои мысли вслух сразу, вместо того чтобы сперва записать их на бумаге. К тому же он был сам себе хозяин; Бартлет умел не вмешиваться, и покуда кого-нибудь не заносило, он позволял своим сотрудникам полную самостоятельность в делах. Да, Квину нравилась его новая работа. Только телефоны были сущим бедствием, а также (и он это признавал) источником существенных неудобств. В каждом кабинете было установлено по два аппарата: белый для внутренней связи и серый для внешних звонков. Вот они — пузатые и угрожающие — стоят справа от стола, за которым сидит и пишет Квин и молит Господа, чтобы они не зазвонили, поскольку он до сих пор не может справиться со страхом, переполнявшим его, когда их глухое, отдалённое стрекотание заставляет его снимать ту и другую трубку (ему всегда невдомёк какую). Но ни один телефон в то утро не звонил, и Квин со спокойной сосредоточенностью продвигался вперёд по списку уже согласованных поправок к вопросам по истории. Без четверти час он покончил с четырьмя опросными листами и был приятно удивлён, обнаружив, как быстро пролетело утро. Он вновь запер бумаги в шкаф (Бартлет был поборником строжайшей дисциплины во всём, что касалось секретности) и позволил себе поинтересоваться у Моники, собирается ли та пропустить стаканчик с сандвичем в пабе «Дон Кихот», название которого он, услышав впервые, неправильно принял за «Тонкий ход». Комната Моники находилась прямо напротив его кабинета. Он тихо постучался и приоткрыл дверь. Она уже ушла.
В пабе «Дон Кихот» высокий молодой человек с прямыми волосами, осторожно лавируя между столиками, направился в дальний угол зала. В левой руке он держал тарелку с сандвичем, в правой стакан джина и кружку горького пива. Он сел рядом с женщиной лет тридцати пяти, которая курила длинную сигарету. Она была очень хороша собой, и мужчины, сидевшие поблизости, уже не раз одобрительно окинули её взглядом с головы до ног. — Твоё здоровье! — Он приподнял кружку и погрузил нос в пену. — Взаимно. Она отхлебнула джин и потушила сигарету. — Ты думала обо мне? — спросил он. — Я была слишком занята, чтобы думать о ком-то. Такое начало не слишком воодушевляло. — А я о тебе думал. — Неужели? Они вдруг погрузились в молчание. — Пора с этим кончать, ты понимаешь? Пора! — В первый раз за всё время она посмотрела ему прямо в глаза и различила в них боль. |
