Здесь ему важно не упустить время, чтобы не выпасть в осадок. Он упустил и где-то возле Благовещенского моста оставил меня. Не раскрыла тему («Роль музы в становлении поэта»), таков был вердикт комиссии. И я с ней согласилась. По дороге я успела выслушать его точку зрения: «Все творцы — они, по сути, поэты, только языки у них разные. Математики, что пишут уравнения, словно стихи, композиторы, точно так же музыку, художники — живопись. Они все частички одной Теории Большого взрыва, где Вселенная расширяется, Вселенная — не что иное, как сознание, процесс этот постоянный и бесконечный… Писатель или поэт? Не вижу разницы. Напишите роман в столбик, и получится поэма».
Потом он попытался что-то сочинить на ходу.
Я молчала, ему не удалось, а может, и не хотелось пудрить мне мозг, может, он не увидел во мне музы, отчасти потому, что я не мечтала в детстве стать ни поэтом, ни писателем, я хотела быть преподавателем, получать оклад и премиальные, по выходным ездить на дачу, летом на море, в двадцать три года жениться, в двадцать пять лет завести детей, потом стать заведующей кафедры, в шестьдесят выйти на пенсию и нянчить внуков. Какая из меня муза? У муз не должно быть планов.
* * *
— Подойдешь?
— Уже.
Маленький розовый кусок мяса рыдал, кусок моего мяса, моего голоса, моего будущего в скорлупке орехового дерева. Я подошел к кроватке и качнул ее. Рот погас, щеки ушли в себя, и тут же, осмелев, из укрытий вышли два веселых любопытных огонька. «А, хитрюга, знаешь, что папка тебя любит, знаешь, чем на жалость давить». Детеныш засмеялся, будто услышал меня, я поднял с матрасика соску, вытер полотенцем и сунул ему обратно в рот. Тот втянул в себя недостающую деталь сна и с благодарностью закрыл глаза.
— Уснул?
— Он и не просыпался, — ответил Марс, когда вернулся в постель к жене.
— Кошмары, что ли?
— Ага. Соску умыкнули.
У него соску, у меня время. Дети, сколько же они отнимают моего личного времени, времени, которого катастрофически не хватает. Постоянно живу в долг у следующего дня, вот и сегодня уже 2 часа заняла и до сих пор не сплю. Все чаще я недовольна собой. Недовольство — это мое второе Я, оно просыпается раньше меня и ложится позже. Ворчит постоянно, капризничает и нагоняет тоску. Иногда я подумываю пришлепнуть его, сейчас ищу кого-нибудь для такого дела. Мужчину, который смог бы одним выстрелом положить этому конец, сказав: «Довольно так жить». Ну и контрольным добавил бы: «Я сделаю вас счастливой».
— Кто же сделает меня счастливой? — произнесла вслух Вика.
— Я не гожусь на такую работу?
— Куда уж. Ты даже с муравьями справиться не можешь.
— Тогда зачем я тебе? — посмотрел я на лицо жены, освещенное экраном. Там шли без звука новости. Сейчас они освещали события, происходящие на лице моей жены.
— Откуда мне знать. Пригодишься, — спокойно смотрела она в телевизор.
— Ты цинична, — ответил Марс, вдруг он явно ощутил рядом холодную черствую тварь, чья душа выдыхала каким-то другим текстом, а тело — чужим потом.
— Влияние общества: мужчины — тряпки, женщины — швабры, а порядок в отношениях навести все равно некому.
— Откуда что берется, где тот ангел, на котором я женился.
— Да, меня давно не любили.
— Ты заблуждаешься.
— Я уже заблудилась.
— Мечтай.
— Ах, мечты, они ставят меня порой в такое неудобное положение.
— Весь мир давно уже там стоит, — прислушивался Марс к спокойному посапыванию кроватки, где рос малыш. |