|
— Ну разве это не прозвучало чрезвычайно круто несмотря на то, что ужас съедал ее до самых кончиков пальцев.
Чем дольше она говорила, тем ближе придвигалась к двери на террасу. Если она сможет выйти через нее, она просто закроет их в доме, а сама убежит через задний двор.
Неспроста замок на террасной двери располагался с двух сторон: на случай, если кто-то захочет без свидетелей голышом искупаться в бассейне. Все знали, что каждое утро Большой Джон голым наматывает свои круги, и по району уже не первый год ходили слухи о том, что Большой Джон не такой уж и большой.
— И этот парень — что? — спросил Альберт. Его улыбка превратилась в презрительную усмешку. — Он просто шатался где-то на протяжении тринадцати лет и ждал большого прорыва в деле, чтобы наконец излить душу. — Он не выглядел убежденным. — Сомневаюсь, Катя. Нет никаких свидетелей, впрочем, я готов присудить тебе пару очков за попытку.
— Рей Карпер, — сказала она, обходя кресло-качалку. — Он говорит, что и Джонатана вы убили.
Стюарт подкрадывался к ней с другого конца бильярдной, ведомый своими хищническими инстинктами, которые разожгло ее осторожное отступление. Когда она решится бежать, ей придется действовать очень быстро. Если Стюарт задумает схватить ее своими мясистыми лапами, то порвет ровно пополам.
— Какой Рей? — спросил Альберт.
— Карпер, — повторила она. — Рей Карпер. Он все видел, и он сейчас в номере мотеля в центре города. У тебя фотографии; у меня Рей Карпер. И вот, что я скажу: лучше тебе сотрудничать со мной, чем убить меня. Пораскинь мозгами, Альберт. Если я умру на торжественном ланче в особняке Большого Джона Трейнора, как долго моя мать позволит тебе еще просуществовать? Гарантирую, она пройдет все круги ада, чтобы отомстить, и потонут все: Большой Джон, его семья, его бизнес и все, кто когда-либо говорил о нем что-то хорошее. Тактика выжженной земли, а когда Рей Карпер изольет душу, ты, Стюарт, Филипп и все остальные, кто замешан в смерти Дебби Голд и Джонатана, будут уничтожены — чего бы это ни стоило. Она не будет рассматривать степень вины. Она сотрет вас с лица земли. Она отлучит вас от церкви, уволит, депортирует — и только тогда начнет злиться. — Кэт остановилась, но перестать говорить не могла, и чем больше она говорила, тем сильнее ее охватывало чувство одновременно ужасное, и прекрасное, и отвратительное. — Моя мать разорвет вас голыми руками, Альберт. Она страшна. И ты это знаешь. Она не остановится ни на секунду, пока окончательно не уничтожит вас.
И это было правдой, поняла Кэт, страшной, болезненной правдой. Ее мать сделала бы все это, убей ее Альберт со Стюартом.
И Альберту об этом было известно. Она видела это по его взгляду — он был в замешательстве, как и она сама.
— Ты пожалеешь, что не умер задолго до того, как она решила отправить тебя в ад. Это станет твоим самым худшим кошмаром, Альберт, даже хуже, чем самым худшим кошмаром.
Он думал над этим. Она точно могла сказать. Он взвешивал весь этот бардак, пытаясь придумать способ очиститься от него и не спуская глаз с странно притихшего Филиппа.
Но способа очиститься не существовало.
— Нет. Она не зайдет так далеко, — сказал он, но особой уверенности в голосе его не было. — Даже близко. Она засунула тебя а Браун Пэлэс на те последние месяцы, что ты училась в школе потому, что не могла утруждать себя нахождением в городе и ведением домашних дел, а после суда она отправила тебя во французскую психушку. Тим рассказал нам по возвращении. Он все нам рассказал про Беттенкуртскую школу для девочек. Это была дурка, элитная дурка. Мне на самом деле было тебя жаль, Катя.
Альберт ошибался насчет ее матери, и, может, она, да поможет ей Бог, тоже ошибалась, потому что в глубине души знала: ее мать пойдет на самое страшное, чтобы отомстить тому, кто обидел ее дочь. |