Но сначала надо заняться Кейт, и просто вернуть сестру Мартину было недостаточно. Должен быть какой-то способ сделать это так, чтобы опозорить Бретта. От отчаяния с его губ слетело громкое ругательство, и спаниель, который снова лежал возле его стула, поднял голову, подумав, что хозяин разговаривает с ним. Когда Мартин продолжил мерить шагами комнату, собака снова опустила голову на лапы, но ее глаза зорко следили за тем, как он, шатаясь, расхаживает взад и вперед.

К этому времени Мартин выпил столько бренди, что его голова по ощущениям напоминала свинцовую гирю, и собрать мысли воедино можно было только гигантским усилием воли. Он прислонился лбом к холодному мрамору каминной полки, надеясь, что это поможет прояснить разум. Он стоял не двигаясь так долго, что собака прекратила свое бдение и закрыла глаза.

Внезапно Мартин вскинул голову, и его глаза сосредоточенно уставились в одну точку, в то время как мозг лихорадочно работал, пытаясь ухватить смутную мысль, прежде чем та успеет ускользнуть. Возбуждение росло в его душе по мере того, как план все отчетливее вырисовывался в его воспаленном мозгу.

— Наконец-то этот проклятый ублюдок у меня в руках! — дико расхохотался Мартин и опрокинул в себя остатки бренди. Теперь он может отдохнуть — спешить некуда, времени достаточно. В сущности, будет лучше, если они отъедут подальше, и еще лучше, если проведут ночь в каком-нибудь трактире.

От крика Мартина спаниель вскочил, оскалив зубы и ощетинившись. Он успокоился, увидев, что в комнате нет посторонних, но держался настороженно. Что-то в смехе Мартина насторожило животное. Собака выпрыгнула в распахнутое окно, и с той минуты стоило ей только завидеть хозяина, как она принималась глухо рычать и забивалась в самый укромный уголок.

Полуденное солнце в последний раз золотистой дланью рассыпало свои неяркие лучи по пустынным полям и рано удалилось на покой. К пяти часам тяжелые сумерки опустились на безлюдные деревенские просторы. В этом месте деревья, с веток которых все еще не облетели сухие, бесполезные листья, росли ближе к обочине, и теперь их ветви царапали бока кареты. Дорога казалась темным, бесконечным туннелем, ведущим к краю света, и Кейт невольно плотнее закуталась в плед. Она оторвала взгляд от окна и снова откинулась на подушки. Непосредственная близость Бретта значительно успокоила ее, пусть тот и спал безмятежным сном.

Внезапно тишину зимнего вечера грубо разорвали два пистолетных выстрела рядом с каретой. Кейт выпрямилась и, округлив глаза, так что те чуть не вылезли из орбит, уставилась на четырех всадников, которые словно по волшебству появились ниоткуда на взмыленных лошадях с пистолетами наготове. Прежде чем она успела оправиться от потрясения и разбудить Бретта, чья-то рука разбила окно, так что на пол брызнул дождь из стекла, и приставила пистолет прямо к голове Уэстбрука. Кейт зажала рот рукой, чтобы заглушить крик.

Пистолет держал здоровенный головорез в длинном, тяжелом плаще, неряшливой вязаной шапке и натянутой на лицо маске из чулка. Второй мужчина, тоже с пистолетом в руке, стоял у другой двери. Что им нужно? Кейт предполагала, что у Бретта есть деньги, но ей Мартин никогда не давал денег, и если у них и оставались фамильные драгоценности, то они либо были отданы на хранение попечителям, либо проданы за наличные. Все, что у нее было, — это не представляющие никакой ценности бусы и перламутровые серьги.

Бретт продолжал спать, его дыхание было по-прежнему ровным и спокойным. Что за несносный человек! Спать, когда он больше всего ей нужен!

Мужчина у разбитого окна заговорил первым:

— На этот раз нам попалась красотка, Сэм. С таким-то личиком она наверняка с ног до головы увешана бриллиантами. — Его глаза засверкали от предвкушения. — И как раз вовремя! В последнее время почти нечем было поживиться.