— Какой ужас…

— Это война.

Мишель молча впитывала истину его слов. Она представила опасности, с которыми пришлось столкнуться Этану, вообразила скудную еду и грязные палатки, постоянный страх смерти при малейшей ошибке. Прошло несколько минут, прежде чем она спросила:

— Какой мундир ты носил — синий или серый?

— Синий. Впрочем, мои принципы были тут ни при чем. Скорее я принял синий мундир по географическому принципу, попав в армию из Филадельфии. Если бы вместо университета в Пенсильвании я отправился в другое место, вероятно, я оказался бы в рядах мятежников.

— Почему же ты не попал в университет?

— Я говорил, что сумел скопить немного денег, но этого оказалось недостаточно. А потом возникли проблемы с моим начальным образованием. Я знал только то, чему научила меня мать. Она мечтала, что я когда-нибудь буду учиться на востоке. Полагаю, я пытался исполнить ее мечту, но вскоре обнаружил, что недостаточно богат и недостаточно умен. По-видимому, самыми глубокими познаниями я обладал в верховой езде и стрельбе. Война только лишний раз подтвердила его.

— Но ты же смог закончить школу, — возразила Мишель.

— Откуда ты знаешь? Я никогда не говорил…

— Этан, я давно знаю, что ты образованный человек — по крайней мере более образованный, чем ты старался показать в салуне. Это было видно по твоей речи, манерам. Помню, ты говорил, что после восьмого класса учился самостоятельно, и я приняла это объяснение, потому что ты этого хотел, но сразу увидела, как оно не согласуется с тем, что я вижу и слышу. Так где же ты учился?

Этан смутился. Истина — вся истина — сейчас не могла никому повредить. По крайней мере Мишель он был обязан открыть ее.

— В конце концов я попал в университет в Пенсильвании. Правда, сначала мне пришлось стать гораздо умнее и богаче и пережить четыре года борьбы, но каким-то образом все это мне удалось.

— Как?

— Один человек, с которым я работал, уроженец Корнуолла и горняк по призванию, был настоящим мастером взрывного дела. Его звали Коннел Пенвин. Я пробыл его подручным всю войну и только потому остался в живых. Он был очень осторожным и вдумчивым. Он прибыл в эту страну с надеждой сколотить состояние. Правда, он говорил, что так и не нашел свой золотой прииск, и, когда началась война, отправился на восток воевать, заработать себе на возвращение в Уэльс и закончить жизнь по другую сторону Атлантики.

Во всяком случае, так он говорил мне, и я верил ему. Он был моим наставником — необразованный, но по-своему мудрый человек. Коннел побуждал меня как можно больше читать, и поскольку писать мне было некому и получать письма не от кого, он решил, что я должен завести дневник. Это был примитивный дневник, не имеющий ничего общего с твоими записями, но он позволил мне поупражняться в письме, от которого я отвык с тех пор, как умерла мать. Коннел покупал мне книги, а я читал ему вслух. Он считал эту сделку справедливой. Меня всегда удивляло, зачем он тратит на меня деньги, скопленные на поездку домой, но я был слишком эгоистичным, чтобы возражать. Чаще всего я читал юридические книги. Коннел питал огромное уважение к правосудию. Только закон умеряет права королей, говорил он, и возвышает простолюдинов. Он добавлял, что законы должны проводить в жизнь справедливые и порядочные люди.