Самим эмигрантам часто казалось чудом, что в конце концов их вагоны выводили с запасных путей и прицепляли к пассажирским поездам. Тогда они начинали надеяться, что эта задержка в пути была последней. Их надежды редко сбывались.

Три роскошных пульмановских вагона везли пассажиров первого класса. В то время как пассажирам второго и третьего классов не дозволялось покидать их тесные, переполненные вагоны, важные особы из первого класса имели право свободно разгуливать по всему составу. В вагоне-ресторане им предлагали более изысканное угощение, чем в буфетах или на станциях, а спальные купе в пульманах были несравненно удобнее, чем скамьи и сиденья, предназначенные для пассажиров попроще.

В триста сорок девятом поезде был и почтовый вагон, загруженный письмами и посылками. Кроме того, сейчас в нем везли слитки серебра и заработную плату для целого поселка рудокопов в Сент-Олбенсе, в Колорадо. Два охранника, нанятые для зашиты ценного груза, расположились в почтовом вагоне и за неимением других дел любовно чистили оружие.

Не менее значительной, чем почтовый вагон, была гордость триста сорок девятого поезда — четыре личных вагона прямо перед служебным. Заказанные газетой «Нью-Йорк кроникл», эти вагоны были сконструированы самим Джорджем Пульманом и предусматривали всевозможные удобства для сотрудников газеты. Однако не столь пышно отделанным был вагон, где располагались фотографические аппараты и фотолаборатория. Кроме того, здесь же хранились материалы для репортеров и иллюстраторов, справочники, инструменты, лишний багаж, оружие и карты.

В вагонах с мозаичными ореховыми панелями, шторами из Дамаска и световыми люками из матового стекла в крыше персонал газеты наслаждался большими удобствами, чем в нью-йоркской редакции. Спальные купе здесь были просторными и покойными, мягкие сиденья радовали глаз обивкой приятных тонов, а обеденный салон в последнем из вагонов казался не менее уютным, чем гостиная любимой тетушки. В каждом вагоне находились печка, фонари-»молнии» и туалет.

Шесть сотрудников газеты решили, что вагон с фотографическим оборудованием будет рабочим, два спальных — местом для отдыха, а обеденный салон — местом проведения самых увлекательных сражений в покер, какие когда-либо случались в пути.

Дрю Бомон взял свои карты со стола, немного помедлил и наконец отложил их. Его высокий и широкий лоб собрался в складки от невеселых размышлений.

— Куда, черт подери, девалась Майк? Хочу занять у нее.

Билл и Дейв Крукшенк, братья, которых часто принимали за близнецов, одновременно покачали головами, и их светло-русые волосы упали на лбы.

— Не стоит, — предостерег Билл. — Может, ты и получишь долларов тридцать, но лучше не влезай в долги.

— Майк где-то шатается, — добавил Дейв, кладя деньги в банк посреди стола. — Говорит, хочет разузнать что-нибудь у эмигрантов, их вагоны прицепили к поезду вчера. — Он повернулся к сидящему слева иллюстратору «Кроникл» и указал на «банк». — Играешь, Джим, или мимо?

Джим Питерс щелкнул по картам ногтем большого пальца. Выпятив нижнюю губу, он вздохнул и положил руку на стол ладонью вниз.

— Мимо. Надеюсь, Майк найдет мне полдесятка характерных физиономий для иллюстраций к каждому рассказу.

Второй иллюстратор и фотограф «Кроникл», Пол Додд, бросил монету в банк и выразил несогласие с коллегой только по поводу количества:

— Не полдесятка, а добрую дюжину.