Пролог

1916, 6 июня. Верона

Максим подошел к домику, где держали под охраной Кайзера. Подождал пока ему откроют дверь. И вошел внутрь. Молча прошел по небольшой комнате и поставил на стол корзинку.

– Что это? Зачем? – Поинтересовался Вильгельм, настороженный необычным поведением Меншикова.

– Николая Александровича убили, – тихо произнес Максим, раскупоривая бутылку вина.

– Что?! – Ахнул Вильгельм, подавшись вперед. – Как убили? Когда?

– Вчера. Взорвали. И его, и супругу, и брата, и сына, и дочерей…

– И Татьяну Николаевну?

– Нет, ее к счастью, нет. Она в Штормграде сидела, вот и убереглась.

– Боже…

– Полагаете? – Поинтересовался Максим и отпил вина прямо из бутылки.

– Нет. Нет. Что вы? – Замахал руками Вильгельм. – Конечно, нет. Это явно происки Лукавого.

– У вас христиан явно какие-то проблемы с логикой.

– Что? Но почему? – Переспросил Вильгельм, которого царапнул оборот «у вас христиан». То есть, Меншиков себя к ним не относил и был иной веры. Но какой? Он вполне посещал храмы и совершал христианские ритуалы. Впрочем, как и другие. Вильгельм с содроганием вспоминал тот мини-курган из отрезанных голов. А принесение в жертву быка на Капитолийском холме? Ни один здравомыслящий христианин такое делать не станет. Но кто он тогда? Какому Богу молится? Уж не Светлому ли будущему или еще какому-нибудь экзальтированному мракобесию идеалистов?

– Если Бог всемогущий, то как он мог допустить успешный бунт против него? Смешно. Совершенно очевидно, что в рамках христианской парадигмы он манипулировал примитивным подростковым протестом Люцифера, вынудив его заняться делами, за которые никто бы добровольно не взялся. Развел как ребенка. Что и не удивительно. Они несоизмеримые сущности в плане своих интеллектуальных возможностей. Так что, если судить по концепции, прописанной в Священном писании – во всем промысел его. И в добре, и во зле. Даже в птичке, которая обосрала жениха, спешащего на собственную свадьбу. И судя по той войне, что сейчас происходит, назвать христианского бога всеблагим у меня язык не поворачивается. Исходя же из тез проказ, что он регулярно совершает можно добавить – чувство юмора у него очень странное. Черное и весьма дурное. Садистское я бы сказал. Нет в нем ни света, ни добра. Одна лишь сплошная коричневая субстанция. Но он власть. А значит он любит нас. И для нас нет бога кроме Алл… кхм… Иисуса там или Яхве. Кто вам больше нравится? На мой взгляд, все эти благие словечки обычная болтовня, за которой прячется кровь, боль и безнадега…

– Вы серьезно? – Спросил Кайзер, посмотрев на Максима с немалым удивлением. Такой трактовки он ранее не встречал. Тем более он не ожидал ее услышать от человека, который с уважением общался с Папой Римским. Странно. Очень странно. И необычно. Впрочем, судя по тому, что он слышал и видел, иной раз ему в голову закрадывались мысли – человека ли? Слишком он вел себя нетипично.

– Нет, конечно, я пришел сюда развлекать вас забавными шутками. Жаль только клоунский колпак не нашел и лицо гримом не раскрасил. Впрочем, речь не о том. Мне нужна ваша помощь.

– Вам?! Моя?! – Еще сильнее удивился Вильгельм.

– Николая Александровича убили. И я хочу знать – кто. Исполнителей, скорее всего, всех перебили, чтобы концы в воду. Но вот заказчики этого грязного дела вполне живы. Уверен – это сделали не ваши люди. Но они могут мне помочь найти виновных.