Изменить размер шрифта - +
Другой солдат замыкал шествие. Вокруг непроглядная темнота. От свежего воздуха кружится голова и слезятся глаза. Люди идут молча, спотыкаются. Хорошо, что идти недалеко. Двухэтажный деревянный барак, где жили инженеры, стоял в лесу, метрах в семистах от завода. Приблизившись к дому, инженеры также на ходу перестраивались в цепочку по одному, и лейтенант, стоя у дверей, громко их пересчитывал. Внутри дома их встречал уже другой конвой — тоже два солдата. Один из них всю ночь находился в коридоре первого этажа, другой — на втором.

Если кто-нибудь из инженеров хотел пойти в туалетную комнату, он должен был приоткрыть дверь и позвать солдата. По утрам конвойные на обоих этажах устраивали неизменную забаву — с диким криком бежали по коридору и ударом ноги распахивали двери комнат.

Здесь жили семнадцать инженеров. Что из себя представлял каждый из них, Баранников пока не знал. Эсэсовцы неплохо продумали систему изоляции инженеров друг от друга — каждый жил в отдельной комнатушке. Только с чехом Гаеком Баранникову удалось немного сблизиться, и то благодаря тому, что они работали в одной штольне, а по дороге на завод и обратно всегда старались стать в одну пару.

Жил здесь француз Шарль Борсак, но, кроме его имени, Баранников о нем не знал ничего. У француза была могучая фигура и массивный подбородок боксера, а руки Тонкие, как у пианиста. Под мохнатыми, Почти сросшимися бровями угрюмо поблескивали .черные глаза. Очень интересовал Баранникова пожилой поляк Ян Магурский. Он работал в штольне, носившей название «цех-искра»; Баранников видел, что немецкие инженеры относятся к нему уважительно. Видимо, он был большим специалистом своего дела. Поговорить с ним Баранникову никак не удавалось. Иногда даже казалось, что поляк упорно избегает разговора. Остальные инженеры были бельгийцами, голландцами и норвежцами. Все они прибыли в лагерь «Зеро» позже и держались обособленной группой. Один из них, бельгиец, считался чем-то вроде старосты общежития.

Как-то летом Баранников пожаловался ему, что в его комнате течет с потолка. Бельгиец зашел в комнату, посмотрел на пятно, расплывшееся по потолку, и невозмутимо сказал:

— Передвиньте кровать к другой стене, и все.

— А вы разве не можете сказать администрации или охране, чтобы заделали дырку в крыше? — спросил Баранников.

Бельгиец удивленно посмотрел на него и рассмеялся:

— Война пошла к концу, и главное теперь — не дразнить собак и выжить. А от этой дырки в крыше вы не умрете, раз не успели умереть в пещере,— Он помахал приветственно рукой и вышел из комнаты.

Кто знает, что это за люди?

Демка жил теперь при кухне и стал связным между Стегликом и Баранниковым. Уже несколько раз Баранников через него запрашивал центр, нет ли каких-нибудь данных об инженерах, попавших в общежитие, но ответа не получал — у Стеглика оборвалась связь с центром. Демка приносил от него вести одна тревожнее другой. Новый начальник политического отдела лагеря Рунге напал на след подпольной организации, В одной из пещер гестаповцам удалось схватить подпольщика. Это был человек, который связался с подпольем совсем недавно и знал о нем очень мало. Гестаповцы торопились и перестарались. Они подвергли арестованного пыткам, которых он не выдержал и умер, так и не сообщив палачам ничего существенного. Тогда Рунге решил произвести выборочные аресты наугад по всем пещерам: из каждой по тридцати человек. Всех их пытали и уничтожили. Так погибли товарищ Алексей и бывший штурман Александр Грушко. И все же нанести по организации решающий удар гестаповцам не удалось...

Рабочий день подходил к концу. Сколько он сегодня длился, неизвестно. Ведь часов ни у кого не было, не висели они и в цехах. Зачем они? Там, на земле, происходит вечная смена дня и ночи, а тут, в душном подземелье, затопленном гулом станков и лязгом металла, счет времени сведен к одному звуку — реву сигнальной сирены, от которого мороз подирает по коже.

Быстрый переход