— По-твоему, стоит сражаться только за жизнь?

— Но ведь жизнь — это самое ценное! — возразил Перл.

— А свобода? — вкрадчиво поинтересовался принц.

— Свобода — это и есть жизнь! — не задумываясь, ответил дракон.

Соно смотрел на него с какой-то тоской, непонятной ему самому. Ведь ясно же, что дракон не лжет. И Перл не мог не видеть, что захоти он уйти, Соно не стал бы его удерживать — во всяком случае, старыми методами кнута и решеток, — и почему-то именно это, похоже, побуждало его остаться. За чем? Этого-то Соно понять и не мог…

Он не мог понять что это, но это было нечто большее, чем то, что он привык вкладывать в понятие дружбы. Может любовь?

Ни раньше, ни сейчас принц Соно не питал склонности к хорошеньким мальчикам, и забавы, подобные тем, которыми ублажал себя его сводный брат, вызывали лишь презрение. Наоборот, его наложницам никогда не приходилось жаловаться на недостаток внимания.

Но он почти не расставался с Перлом, словно зная, что не смотря на всю его решимость и волю, удержать дракона ему все же не дано, — кто из них оказался приручен, кто из них сдался первым, и кто же все-таки победил?

Дракон, похоже, задавался теми же вопросами…

Может, это его еще и держало.

Соно испытывал страсть, похожую на безумие. Такое не могло оставаться не замеченным!

«Дракон поработил разум Его Высочества! Как не осторожно он смотрит в глаза дракона… Не смотрите! Так они забирают душу! Его Высочество больше и думать не о чем не желает, только возится с этой зловредной противоестественной тварью!» — шептались во дворце, а оттуда слухи ползли дальше за пределы провинции и до самого Императора.

Видано ли, что бы дракон разгуливал, где ему вздумается, да еще с кинжалом на поясе! Дракон должен быть мертвым! Или в клетке, в крайнем случае — на цепи, а не вести себя так, как будто он здесь хозяин! Даже немногословный и суровый главный ловчий однажды согласился, что игры с драконом заканчиваются плохо. Лишь один робкий девичий голосок, попробовал заикнуться, что дракон хороший, но он был не различим в общем гуле потревоженного улья.

Соно не желал ничего знать и слушать, считая это недостойным ни себя, ни дракона!

По весне неожиданно объявился любезный братец, якобы совершающий паломничество.

Скрипя зубами, как и всякий раз, когда ему приходилось встречать это подобие человека, пародию на мужчину, Соно развлекал принца по всем правилам любезного тона и требованиям этикета. Единственным исключением, разумеется, был Перл.

Дракон был рядом, успокаивая издерганные нервы принца своим невозмутимым видом — он и бровью не вел на замечания принца Листа относительно его особы, напоминания о цирке и клетке, косые беспокойные взгляды придворных.

Соно видел: какими бы разительными не были перемены в облике дракона (а Перл даже когти укоротил), как бы тепло он сам не относился к нему — для остальных Перл в лучшем случае диковинный волшебный зверь, а еще вернее мерзкий оборотень, осмелившийся походить на любимейшее создание богов — человека…

Принц тихо бесился, и только многолетняя привычка помогала ему сохранять видимое спокойствие и демонстрировать радушие.

Весь вечер Перл просидел у его ног, и, заметив его отсутствие, принц нахмурился, а потом и вовсе забеспокоился, когда дракон не вернулся: тот считал себя обязанным выдерживать всяческие приемы и церемонии наравне с ним. Плюнув на приличия, Соно поднялся, обрывая прием, и торопливо удалился, под озадаченные шепотки. Найти дракона, зная его любовь к высоте, оказалось не трудно — Перл лежал на широких перилах балкона, устремив взгляд в звездное небо.