|
— Вы будете сегодня у Полански на костюмированном балу, мадам Делакруа? — энергично разминая суставы пальцев, сеньор Себастиани изобразил подобие постной улыбки. Он был тощ, темен ликом и угловат, как гном, и от его внимания не ускользало ничто из происходящего вокруг.
— Да, конечно, собираюсь, сеньор, — вежливо ответила Женевьева. — Могу я предложить вам еще кофе? — Она взяла с подноса серебряный кофейник и слегка склонила голову, ожидая ответа.
— Благодарю вас, нет, — решительным жестом тонкой кисти Себастиани отверг угощение. — Надеюсь, вы оставите за мной кадриль?
Легкая тень пробежала по лицу Женевьевы. Итальянец был невероятно заносчив и исключительно самонадеян. Ему и в голову не приходило, что она могла уже обещать танец другому кавалеру, равно как не пришло ему в голову и то, что утром в день бала поздновато рассчитывать на самый популярный танец у самой интересной женщины сезона.
— Я просто в отчаянии, сеньор, но кадриль уже обещана герцогу Веллингтону.
— Ну что тут скажешь? — Рука Себастиани описала неопределенную траекторию в воздухе, он пожал плечами. — Герцог — отвратительный танцор, но ни одна дама не может ему отказать.
— Это действительно так, — любезно согласилась Женевьева. — А вот вы, сеньор, превосходный танцор. Мне страшно жаль, что я могу предложить вам лишь сельский танец.
— Это моя вина. — Он снова безразлично пожал плечами. — Всегда забываю, что получать согласие партнерш нужно заранее. Но об этом так скучно помнить.
— Однако когда речь идет о самой завидной в Вене партнерше, Себастиани, стоит потрудиться, — заметил Легран, потягивая Кофе. — Вот я, например, могу похвастать тем, что мне достались котильон и буланже.
— Постыдитесь, Легран, это эгоистично, — упрекнул его Чарлз Чолмондели. — Вы ведь обездолили остальных.
— Господа, господа, — смеясь, запротестовала Женевьева, — своей лестью вы вгоняете меня в краску. Как вам хорошо известно, Вена, словно весенний сад, цветет достойными барышнями.
— Но ни одна из них не играет в карты так же неподражаемо, как вы, — вставил великий князь Сергей.
Женевьеве удалось сохранить улыбку на губах, но глаза ее больше не улыбались, и с этим она ничего не могла поделать. Четыре утренних визитера вовсе не считались ее близкими друзьями, и было необычно видеть их вместе. Тем не менее они пришли именно вместе, и хозяйке было совершенно очевидно, что их нечто объединяет, но что именно, ей было неизвестно — то ли любопытство, то ли знание чего-то, то ли общая цель. Но что бы это ни было, Женевьева почувствовала себя неуютно.
Похоже, мужчины обменялись информацией о вечерах, проведенных за карточным столом с соблазнительной мадам Делакруа. А когда оскорбленные поражением объединяются, это становится опасным. Если мужчина пострадал один, он зализывает свои раны и старается скрыть собственное унижение; если их четверо, им нечего стыдиться, и они, вероятно, постараются найти способ поквитаться с нею. Ах, если бы только можно было посоветоваться с Домиником! Но Женевьева не могла этого сделать, не поведав ему о своей глупой щепетильности. А уж если из-за этого возникнут неприятности, капер не станет входить в ее положение.
Пока Женевьеву терзали эти неприятные размышления, Доминик спускался по лестнице. Поздно проснувшись после своего ночного бдения и позволив себе еще час поплескаться в ванне, он чувствовал себя посвежевшим и пребывал в хорошем настроении, собираясь приласкать, побаловать свою «партнершу по преступлению» и постараться загладить вчерашнюю вину.
— Где мадам, Сайлас?
— В гостиной, месье, — сообщил тот с обычной невозмутимостью, но как бы между прочим прибавив:
— Со своими джентльменами. |