— Ревность? — пробормотала удивленная Женевьева, вынимая ноги из таза. — У тебя? Ко мне? — Это было самое неожиданное открытие; на миг оно заслонило собой все ее телесные недуги и душевные раны.

— Именно! — горько усмехаясь над собой, подтвердил Доминик. — Ревность из-за флирта, в которые играл этот маленький фонтанчик женственности. Немедленно дай мне самую торжественную клятву, что никогда больше не будешь скрывать от меня ничего, что мне интересно и касается меня. — Бирюзовые глаза смотрели строго.

— Если бы ты сказал мне, что чувствуешь, я бы призналась, — не стала спорить Женевьева, решив, что, судя по всему, от нее больше не требуют взять всю вину за случившееся на себя. — Ты ничего не сделал для того, чтобы я сказала тебе правду, наоборот. — Наклонившись, она вытерла ноги полотенцем, которое оставил Сайлас. — У меня так болит голова, Доминик. Может быть, продолжим утром?

— Мне нужно твое твердое обещание. — Подхватив под мышки, Доминик поднял ее на ноги, и в этот момент раздался громкий стук бронзового молоточка о входную дверь, разнесшийся по всему дому. — Кого еще черт…

Отпустив Женевьеву, Доминик вышел и, перегнувшись через перила, посмотрел в вестибюль. Женевьева тихо подошла, встала рядом и тоже заглянула вниз. Сайлас уже спешил к двери, в которую продолжали стучать. А когда он открыл, месье Фуше бесцеремонно прошел мимо.

— Где месье Делакруа, приятель? Мне нужно немедленно переговорить с ним.

— Что за неотложное дело, Фуше? — нарочито беспечно прокричал сверху Доминик.

— А, Делакруа! — Посетитель приветственно поднял руку и, перескакивая через ступеньку, стал быстро подниматься по лестнице. — Простите за столь необычное появление. Мадам Делакруа, к вашим услугам, — несмотря на явную спешку, он галантно поклонился босоногой Женевьеве.

— Мы очень рады видеть вас, месье, — сказала она, отступая в открытую дверь спальни.

К ее удивлению, француз воспринял это как приглашение и вслед за ней вошел в неубранную комнату: чулки и туфли валялись на полу рядом с тазом и мокрым полотенцем. Женевьева беспомощно посмотрела на Доминика. Тот позвал Сайласа.

— Что случилось, Фуше? — прямо спросил он, протягивая нежданному гостю бренди, который чуть раньше налил для Женевьевы.

— Я… э-э… слышал… э-э… о кое-каких впечатляющих событиях на балу у Полански, — с необычным смущением произнес Фуше, — и счел, что мне не следует терять времени, поскольку ваше пребывание в Вене, очевидно, подходит к концу.

— Очевидно, — согласился Доминик со своей обычной сухой улыбочкой. — Не думаю, что нас теперь будут где-нибудь принимать.

— Конечно. — Фуше отпил глоток бренди и подождал, пока Сайлас унесет таз и соберет разбросанные вещи Женевьевы.

— Мадам пора в постель, — позволил себе, выходя из комнаты, заметить Сайлас и закрыл дверь с весьма решительным стуком.

"Фуше, похоже, нисколько не смутило то, что матрос с серьгой и «конским хвостиком» служит горничной у дамы, — подумала Женевьева, — ведь Фуше уже давно подозревает, что Делакруа — не совсем обычная супружеская пара».

— Сегодня никому из нас не придется спать, — сообщил Фуше, — если, конечно, мне удастся уговорить вас объединить паши усилия.