— О чем ты думаешь?

— О том, что все это безумие, — на сей раз без обиняков ответил Доминик. — С тех пор как Священный союз снова объявил войну Наполеону, его поражение предрешено.

— Ты еретик, разве можно так говорить! Ты сомневаешься в исходе этой великой и славной авантюры? — Она была удивлена и разгневана.

— Да, больше в этом ничего и нет — лишь великая и славная авантюра. За два года Наполеон потерял две великие армии. Где он найдет другие, такие же большие и обученные, чтобы сразиться с союзниками, чьи войска одержали победу в двух последних кампаниях?

— Но королевская армия в Лионе перешла на его сторону, — напомнила Женевьева. — И маршал Ней снова присоединился к императору. Народ Франции мечтает избавиться от Бурбонов, он встанет за Наполеона.

— Может, и так, — согласился Доминик, но как-то неуверенно. — Несмотря на весь свой магнетизм, дорогая. Наполеон — человек, напуганный оглушительным поражением. Однажды он уже проиграл войну и потерял трон; боюсь, бывший император не сможет оправиться от этого.

Несколько минут Женевьева ехала в молчаливой задумчивости, затем спросила в недоумении:

— Почему же в таком случае ты все еще с ним? Ты свою задачу выполнил и больше не обязан во всем этом участвовать. Тебя ждут открытые моря, не так ли? — Она старалась говорить весело, надеясь, что смех скроет отчаянную тревогу, таившуюся в вопросе.

Когда эта эскапада окончится, что станется с ней? Доминик снова отправится пиратствовать. С той самой ночи после похищения, когда Доминик предложил ей стать хозяйкой своей судьбы, разговор о будущем, которое наступит после этого приключения, никогда не поднимался.

Доминик улыбнулся, и легкая грусть пробежала по его лицу.

— Возможно, моря и ждут, но я пока могу послужить Бонапарту. В случае поражения ему понадобится убежище, и Америка — самое подходящее для этого место. По предложению Фуше, «Танцовщица» будет стоять в Рошфоре. Если императору срочно понадобится корабль… — Он замолчал, сомневаясь, подходящий ли сейчас момент говорить о планах Женевьевы.

Разумеется, это помогло бы ему определить и свои собственные. Если бы Доминик мог понять, заставил ли ее приобретенный в последнее время опыт обольщения хотя бы задуматься о чем-то ином, кроме идеи стать куртизанкой и обосноваться в какой-нибудь европейской столице! Этот план у него не было никакого желания поддерживать.

— Месье? — размышлениям Доминика положил конец подскакавший на коренастой лошади Сайлас; обычно бесстрастный, он был крайне возбужден. — Можно вас на одно слово, месье? — тихо проговорил он, многозначительно поглядывая на Женевьеву.

Доминик нахмурился и проскакал немного вперед:

— Что за секретность, Сайлас?

— Может быть, и никакой, месье, — ответил старый матрос, — но я не хотел бы зря тревожить мадемуазель. Клянусь, я видел итальянца из Вены.

— Итальянца? — Доминик посмотрел на него непонимающе. — А, ты имеешь в виду Себастиани.

— Да, вроде так его зовут. Мадемуазель провела однажды вечер в его доме, а сейчас он рыщет поблизости.

— Не понимаю, что в этом подозрительного, Сайлас? И почему ты считаешь, что Женевьеву это известие может встревожить? Вероятно, итальянец по поручению союзников наблюдает за продвижением Наполеона.

— t — Не нравится мне это, — упрямо повторил слуга. — Я предчувствую неприятности.

За годы общения Доминик привык с доверием относиться к интуиции Сайласа. Капер уже был совершенно уверен, что одураченные информаторы Женевьевы раскусили се, но погнаться за ней через всю Францию, тем более в момент происходящего там переворота, — это уж слишком.