На улице Женевьева огляделась, пытаясь понять, в каком направлении удалилась Элиза. К центру города, разумеется! Догадка оказалась верной. У высоких стен монастыря урсулинок она увидела Элизу и Табиту, направляющихся к Чартрес-стрит. Значит, Элиза снова идет к бирже Масперо?

Месье Делакруа говорил, что и сам проводит там немало времени, ведь у него контора в этом доме. Но сестра с Табитой быстро миновали биржу, где в этот день было тихо, даже двери закрыты, и остановились у входа в магазин — безобидную на вид лавчонку торговца тканями.

Женевьева знала этот магазин. Именно в нем все креольские дамы покупали изысканные ткани на платья. Было также хорошо известно, хотя никто никогда об этом не упоминал, что снабжает лавку товаром Доминик Делакруа со своими разбойниками. Дверь, выходившая прямо на тротуар, была открыта, но Элизы в магазине не оказалось.

Женевьева ступила в прохладный полумрак лавки. Кроме Табиты, сидевшей на табуретке в углу смиренно сложив руки, здесь никого не было. Служанка подняла глаза, и они тревожно расширились при виде Женевьевы, непринужденно спросившей, где Элиза.

Табита кивнула в глубину лавки. Дверь была приоткрыта, и за ней виднелся непременный для каждого дома внутренний дворик.

— Они там держат рулоны какого-то особого шелка, — сообщила Табита с безмятежной улыбкой. — Мисс Элиза пошла посмотреть.

— Ну что ж, думаю, такая счастливая находка не должна достаться ей одной, ты согласна? — сообразила Женевьева и решительно подошла к задней, двери.

Здесь, все еще невидимая для тех, кто находился во дворике, она остановилась и прислушалась. Донесся Элизии смех — тот самый легкий кокетливый смех, который в прошлом сезоне сделал ее царицей всех балов и так очаровал дона Лоренцо Биаса. Смеху вторил низкий мужской голос, исполненный волнующей теплоты, его Женевьева слышала прошлым вечером, когда Доминик Делакруа приветствовал Элизу в саду.

Набрав полные легкие воздуха, Женевьева подняла вуаль и распахнула дверь настежь:

— Табита говорит, что ты рассматриваешь здесь какие-то особые шелка, Элиза, — сказала она негромко, но отчетливо и с улыбкой подошла к уставившейся на нее паре:

Элиза смотрела с досадливым удивлением, Доминик — недобро прищурившись. — Ты не поделишься со мной находкой? Добрый день, месье Делакруа. Это, случайно, не ваш магазин? Вы ведь в некотором роде торговец, не так ли?

Потирая ладонь одной руки большим пальцем другой, Доминик смотрел на нее молча и не мигая. Намек на то, что он обыкновенный торговец, разозлил Делакруа не меньше, чем само ее появление здесь. Придется что-то делать с мадемуазель Женевьевой.

— Как ты здесь оказалась? — К Элизе наконец вернулся дар речи.

— Знаешь, я решила, что все же мне лучше отправиться с тобой в церковь. У меня куча грехов, которые нужно замолить.

— Настырный характер и дерзкий язык — два из них, — тихо произнес Доминик, повернувшись к длинному столу, на котором лежали рулоны тканей всех сортов и расцветок. — Мадемуазель Латур, могу я предложить вам кремовый атлас? Он так гармонирует с цветом ваших волос'…

— Какой вы искусный льстец, месье Делакруа, — вставила Женевьева. — Не менее опытный, чем закройщик, в том, что касается дамской одежды, честное слово.

Тишина стала вдруг зловещей, даже птицы замолчали и стих ветерок. Женевьева снова почувствовала, как волосы у нее на голове зашевелились, и мысленно обрушила проклятия на голову Элизы за то, что та не понимает, сколь опасен Доминик Делакруа. «А теперь и я сама повинна в еще большей глупости, — подумала Женевьева, — не проявив должной осторожности.