Элиза была слишком избалована вниманием, чтобы понимать: Доминик Делакруа — не юный креольский джентльмен, играющий с ней в галантную игру.
В конце записки содержалось конкретное предложение: не согласится ли мадемуазель Латур сегодня вечером без провожатых выйти на прогулку в тот самый окруженный стеной садик? Ее почтительный поклонник, будет ждать у ворот, выходящих на боковую улицу. Если понадобится, то прождет весь вечер в отчаянной надежде, что ему все же окажут честь и позволят хоть несколько минут полюбоваться дамой своего сердца.
"Неглупо, — складывая письмо, подумала Женевьева. — Сестра, конечно, увидит в этом лишь слегка выходящее за рамки приличий свидание: даже не придется выходить за пределы отцовской усадьбы!» Единственное, о чем просили Элизу, это несколько слов, может быть, робкое рукопожатие под аккомпанемент сладких речей поклонника. Но как Делакруа собирается потом выманить девушку из сада и увести подальше от безопасного родительского дома? Где намерен держать ее, пока не добьется согласия Виктора Латура?
Так или иначе, но Женевьеве предстоит это узнать. От дурных предчувствий холодок снова пробежал у нее по спине. Правда, к страху примешивалось и другое чувство, которое она по неопытности определила лишь как волнение.
Существование креольской девушки на выданье весьма бедно интересными событиями, и Женевьева Латур, высокомерно игнорируя всякие последствия, с самого детства упорно старалась привнести в свою жизнь недостающее разнообразие и столь желанную романтику.
Глава 6
— Значит, вы не возражаете, Виктор, если Элиза и Женевьева пойдут со мной сегодня вечером на бал? — робко спросила Элен, передавая мужу блюдо с запеченным мясом.
Латур окинул взглядом обеденный стол, за которым сидели обе его дочери в бальных платьях и племянник в модных бриджах до колен. Все трое старательно смотрели в свои тарелки, боясь встретиться с ним взглядом и ненароком дать ему повод запретить Элен сопровождать девушек.
— Полагаю, у меня нет выбора, раз обязанностям жены вы предпочитаете обязанности мачехи, — проворчал Латур, давая понять, что недоволен тем, сколь неуважительно относятся его домашние к реальной жизни.
— Папа, это несправедливо, — запротестовала Женевьева, и, словно рябь по гладкой воде, волна тревоги пробежала за столом.
Виктор мрачно посмотрел на младшую дочь и припечатал:
— А вам, мадемуазель, вообще придется остаться дома и учить молитвы, которые напомнят вам о том, как следует вести себя со старшими.
— Да, папа, — пробормотала Женевьева, покорно опуская глаза, чтобы никто не заметил ее удовольствия.
Вот она и нашла предлог для того, чтобы уединиться в этот вечер. Сослаться на усталость или головную боль означало поднять нежелательную суету, поскольку всем было известно, что Женевьева никогда не устает и у нее никогда не болит голова. А уж сказать, что ей просто хочется посидеть с книгой вместо развлечения вне стен дома, было и вовсе не правдоподобно. Ничего лучше, чем отцовский запрет, и придумать было нельзя! Виктор ни за что не останется вечером дома, раз Элен уезжает на бал. Значит, Женевьева получает полную свободу — никто не заметит, как она выскользнет в сад.
Николас наступил ей на ногу, давая понять, как высоко оценил стратегию Женевьевы.
— Как жаль, что тебе придется остаться дома, — сокрушенно вздохнула Элен, поправляя кружевную мантилью, когда они прощались на веранде полчаса спустя; ее и Элизу уже ждал экипаж. — Вовсе не стоило меня защищать, дорогая. — И улыбнулась, понизив голос:
— Когда Виктор говорит подобные вещи, я его даже не слышу. Он ведь и сам знает, что это не правда.
Женевьева притворно нахмурила лоб.
— Ваш метод, несомненно, более деликатен, чем мой, Элен. Но я просто не могу сдержать себя, когда слышу такие несправедливые слова. |