И снова его голос - голос Ника, тот самый голос, который звучал с голофафического экрана:

- Никаких проблем, моя госпожа. Мы вполне можем обойтись без скафандра. Поскольку...

А потом...

Если она правильно помнила последовательность событий (кстати, сколько времени прошло с того момента?), то сразу после этого мир исчез в ужасающей вспышке.

Теперь Женевьева усомнилась в том, что последнее воспоминание - этот самый взрыв - было реальным. Но ощущение того, что после этого момента произошло что-то ужасающе неправильное, держалось очень прочно и уходить не хотело.

Воспоминания о крушении курьерского корабля и последующем взрыве казались Женевьеве очень отдаленными, и только это мешало ей перепугаться до полусмерти.

Объятия. Ее тело, окутанное лишь тонкой белой тканью, прижалось к бесчувственному металлу скафандра. И туманная атмосфера отсека таяла вокруг них. А потом - взрыв. Да, это воспоминание ничуть не менее реально и убедительно, чем все прочие ее воспоминания.

А за взрывом последовали видения. Целый мир необычных видений, разворачивающихся со странной ясностью, видений, приводящих Женевьеву в ужас. И теперь это ощущение снова вернулось к ней. Оно было расплывчатым, но укрыться от него было невозможно. Ощущение ужаса, беспомощности перед лицом надвигающейся смерти, неотвратимость уничтожения.

Но на этот раз период прояснения сознания и сопровождающего его ужаса оказался милосердно коротким.

Забвение снова окутало женщину и увлекло ее в темноту, в омут, который глубже любого сна, и это было похоже на полное небытие.

Потом Женевьева плыла через ничто. Наверное, курьер и вправду был уничтожен, и она вместе с ним. Кажется, это довольно важно. Но сейчас все это так далеко...

Через некоторое время Женевьева окончательно пришла в себя. Окружающая обстановка уже самим фактом своего существования свидетельствовала, что Женевьеву все-таки спасли и переправили в безопасное место. Леди лежала на кровати - или, точнее будет сказать, на узкой койке. По множеству мелких деталей можно было понять, что койка находится на борту космического корабля. Над женщиной, в каких-нибудь нескольких сантиметрах от ее лица, двигались тонкие, явственно нечеловеческие, благословенные руки медицинского робота. Видимо, она нуждалась во врачебной помощи, и робот ее оказывал.

А немного дальше, сразу за прозрачным санитарным щитом, ограждающим ее койку, виднелось красивое лицо пилота, добровольно пришедшего к ней на помощь. Женевьева подумала, что никогда не забудет его имени. Николас Хоксмур. Его зовут Николас Хоксмур. Хоксмур с беспокойством смотрел на женщину.

После некоторых усилий леди Женевьеве, которая все еще без сил лежала навзничь, удалось заговорить. Она обнаружила, что по какой-то причине говорить ей очень трудно, - особенно так, чтобы ее услышали.

- Где я? - спросила Женевьева. Неожиданно возникшие затруднения напугали ее, но не сильно. Сейчас это не важно. Главное, что она спасена. А все проблемы медицинского плана можно решить потом.

Хоксмур тут же наклонился поближе и успокаивающе произнес:

- Вы в безопасности, на борту моего корабля. Я зову его "Крапивник". Я недавно перенес вас сюда с борта курьерского корабля. - Он слегка заколебался. - Вы помните курьерский корабль?

- Я помню, что он забрал нас с биостанции. Конечно, помню, как я могу его забыть?

- А меня вы помните?

- Николас Хоксмур, архитектор и пилот. Очень хороший пилот - я должна это признать. - Каждое слово по-прежнему требовало от Женевьевы необычайных усилий. Но она хотела говорить. Она еще не настолько устала, чтобы умолкнуть.

- Совершенно верно, - ободряюще произнес Хоксмур. В его голосе явственно проскользнуло облегчение.

- Как вас называют друзья - Ником?

- Друзья? - Кажется, этот вопрос на мгновение сбил ее спасителя с толку. - Да, имя Ник меня вполне устраивает.