Тут надо однако добавить, что повиновение Богу есть отрицание подчинения человеку.

Из рассказа о споре Самуила с евреями, которые просят его о царе (I Цар.8:5), мы узнаем, что повиновение светской власти понимается как неповиновение Богу: "Ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними", говорит Бог (I Цар. 8:7).

Принцип, по которому человек не может быть слугой другого человека, четко установлен уже в Талмуде, в законе, сформулированном Равом: "Работник имеет право прекращать [работу, т. е. бастовать] даже в середине дня". Раба так толкует это правило: "Ибо написано: "Потому что сыны Израилевы — Мои рабы" (Лев. 25:55). Мои рабы, а не рабы рабов" (Бава Кама 116 б). Здесь право работника бастовать без предварительного предупреждения выводится из общего принципа человеческой свободы; она понимается как следствие того, что человек подчинен только Богу, а значит не может быть подчинен другому человеку. Тот же смысл несет в себе раввинистический комментарий к закону, гласящему, что рабу-еврею, отказывающемуся выйти на свободу по истечении семи лет рабства, прокалывают мочку уха. Рабби Иоханан Бен-Заккай разъяснял своим ученикам: "Ухо это слышало на горе Синай: "Сыны Израиля — Мои рабы"; и все же этот человек нашел себе другого господина; посему надлежит проколоть ему ухо, ибо он не выполнил того, что оно слышало". Той же логикой руководствовались вожди зелотов — самой радикальной националистической группировки, сражавшейся против римского владычества. Как сообщает Иосиф Флавий в "Иудейской войне", Элазар, один из вождей зелотов, сказал: "Мы давно решили не подчиняться римлянам и никому другому, только одному Богу, ибо Он один истинный и справедливый Владыка человека". Идея крепостной зависимости от Бога трансформировалась в еврейской традиции в обоснование свободы человека от человека. Власть Бога, таким образом, обеспечивает независимость человека от власти человека.

В Мишне есть интересный закон: "Если [человеку] надо искать и свою пропавшую вещь и пропавшую вещь отца, то пусть сначала ищет свою; если же [надо искать] отцовскую вещь и вещь учителя, то сначала пусть [отыщет вещь] учителя, потому что отец ввел его в мир, а учитель, обучивший мудрости, вводит его в мир грядущий; но если отец его мудрец, то сначала пусть ищет вещь отца. Если и отец, и учитель несут ношу, то пусть [сначала] поможет снять ее учителю, а потом отцу. Если и отец, и учитель оказались в плену, то пусть [сначала] выкупит учителя, а потом отца; но если его отец мудрец, то пусть [сначала] выкупит отца, а потом учителя" (Бава Меция II, 11).

Процитированный отрывок показывает, как прогрессировала еврейская традиция от библейского требования о повиновении отцу до той ситуации, при которой кровное родство становится менее важным, чем духовное родство с учителем (Любопытно также, что в рассуждении о поисках пропавшей вещи интересы самого человека превалируют над интересами и его учителя, и его отца). Духовный авторитет учителя заслонил собой природный авторитет отца, хотя библейская заповедь о почитании родителей и не утратила своей силы.

Цель человеческого развития — свобода и независимость. Независимость означает отсечение пуповины; независимость означает, что своим существованием вы обязаны только самому себе. Но возможна ли вообще столь радикальная независимость человека? Может ли он безбоязненно встретить свое одиночество и выстоять?

Беспомощно не только дитя, но и взрослый человек. "Против твоей воли тебя зачинают и против твоей воли тебя рождают, и против твоей воли ты живешь, и против твоей воли ты умираешь… и против твоей воли ты должен дать отчет Царю царей, Святому, Благословенно Имя Его" (рабби Элеазар ха-Каппар, Пиркей. Авот IV, 29).

Человек знает об опасностях и случайностях, грозящих его существованию, но ему нечем от них защититься.