Иаков был счастлив: теперь, в сущности, реализовалась его давнишняя мечта — быть богатым, одиноким, влиятельным брюзгой, который видит, как масса людей, желая поживиться за его счет, терпит все его выходки.

Единственным человеком, которого Иакову никак не удавалось довести до бешенства, был Иосиф. Какие бы немыслимые капризы ни придумывал старик, Иосиф переносил все стойко и чуть ли не с удовольствием.

— Ты совершенно по-дурацки тратишь деньги!

— А как ты считаешь нужным их тратить? — с искренней заинтересованностью и глубоким почтением спросил сын.

— Деньги нужно вкладывать во что-нибудь, лучше, конечно, в себя. Здоровье, образование…

— Как ты мудр, папа! — сказал Иосиф и укатил учиться на юг Франции, чтобы сразу и здоровье, и образование.

Не придерешься, последовал мудрому отцовскому совету… Иаков насупился и дал свое благословение.

Чуть позже, когда Иосиф вернулся на родину после известия о том, что Иаков при смерти, он окончательно доказал то, что является истинным сыном своего отца.

— Ты бросил меня, уехал! Тебе на меня наплевать!

— Напротив, папа. Я хотел, чтобы ты мною гордился! И теперь я останусь с тобой, — Иосиф чуть было не добавил «до конца», но вовремя сдержался. Впрочем, Иаков уже почувствовал логическое завершение фразы.

— А теперь ты будешь ждать наследства, да? Так вот знай, что не получишь ни копейки!

Глаза Иосифа расширились, лицо побледнело, он весь вытянулся, так что, казалось, стал на десяток сантиметров выше, подбородок его гордо поднялся вверх — сама оскорбленная добродетель.

— Мне не нужны твои деньги. Ты можешь оставить меня без наследства, но перестать быть моим отцом ты не можешь. Я останусь и буду заботиться о тебе, даже если будешь постоянно оскорблять и унижать меня, но ты мой отец, я тебя люблю и не могу иначе. Ты поступай как знаешь, а я поступлю, как велит мне сердце!

С этими словами Иосиф развернулся на каблуках и, держа спину прямо-прямо, пошел к двери, отчетливо отбивая шаг.

Иаков оказался в довольно дурацком положении. Ну надо же куда-то девать свои миллионы! Не церкви же отдавать…

* * *

Иосиф на самом деле странно тратил выделяемые ему деньги. Странно для молодого человека его возраста. Можно сказать, что сын Иакова с детства питал нежные чувства ко всяческого рода недвижимости. Преимущественно к промышленной. Он копил карманные деньги, довольно щедро предоставляемые ему отцом, живя во Франции, тратил минимум, квартировал в самом дешевом пансионе, какой только можно было найти, среди алжирских торговцев и бедных арабов, питался один раз в день — тем, что в пансионе давали на завтрак, отчего был худ как драная кошка. Последнее обстоятельство позволяло ему также подрабатывать моделью, честно отхаживать в качестве живой вешалки оплаченное время.

«Деньги должны делать деньги!» — запала ему в голову фраза, услышанная в детстве от отца. Это было, пожалуй, самое значимое поучение, полученное им от Иакова, вроде приговора на всю оставшуюся жизнь. Ради исполнения отцовского завета Иосиф изучал нудные банковские и биржевые операции, чтобы понять, как из ста денежных единиц сделать двести за короткое время и без лишних усилий. Скопленные средства вертелись как неутомимые белки в колесе ценных бумаг, депозитов, обменных операций, обеспечивая проценты. И все это ради того, чтобы однажды купить за бесценок деревенский дом с участком возле дороги (с намерением устроить там бензоколонку) и на глазах у изумленных бывших хозяев бульдозером сровнять строение с землей. Баба заголосила, дети заплакали. Нужда заставила их продать обжитой дом, где все было так близко и дорого, но увидеть, как вся их жизнь, разрисованные детьми стены, оклеенная фотографиями артистов кухня, видавшие всякое стены спаленки будут за полчаса разрушены до основания тридцатитонным гусеничноколесным монстром, было слишком.