* * *

Воин, похожий на медведя, угрюмо озирал руины храма Митры. По ним гулял вялый пожар, из груд обломков то и дело выныривали змеиные языки пламени. Вокруг храма полегли десятки апийцев — дорого дался им последний очаг сопротивления в богатейшем и красивейшем городе Нехрема. Еще больше степняков лежало на алтаре Митры вперемешку с обломками стен и беломраморных статуй, и безжизненными телами защитников.

Мутный взор Кай-Хана рассеянно обежал уцелевших апийцев, которые уже грабили по своему обыкновению мертвецов, и остановился на двух последних жителях Бусары. Один из них, сказали Каи-Хану, зарубил четырех лучших воинов, а другой, совсем еще мальчишка, после первого, неудачного, приступа догадался выползти из храма на площадь и набрать у павших степняков агадейского оружия — ослепляющих стрел, плюющих ядом «жал» и бутылей с «нектаром Мушхуша». Защитники храма быстро научились обращаться с диковинами, и после третьего кровопролитного штурма Каи-Хану стоило огромного труда бросить людей в решающую атаку.

— Как зовут? — спросил Каи-Хан старшего, запрокинувшего к небу безглазое лицо. Храбреца вытащили из-под обломков и привели в чувства только для того, чтобы предать мучительной смерти. Ему успели выколоть глаза и непременно убили бы, если б не вмешался соправитель Апа.

— Сафар, — сипло ответил бусарец и схватился за отбитую грудь. — Командир… пешей городской стражи.

— Хорошо потрудился, Сафар. — Соправитель Апа снова мазнул взглядом по ковру мертвецов. — Но плетью обуха не перешибешь. Ты готов уйти на серые равнины?

— Я уйду… — Сафар на мгновение умолк, дернул кадыком, изо рта вывалился кровавый сгусток, — …к светлому престолу Митры. Серые… равнины… для таких шелудивых псов, как ты.

Каи-Хан одобрительно хмыкнул. Перед ним стоял настоящий воин — не только храбрый, но и умный.

— Ты хочешь разозлить меня, — сказал он. — Угадал? Чтобы я сгоряча тебя прикончил. И то сказать, кому охота умереть в мучениях.

Сафар промолчал. Рядом с ним смуглый отрок потухшим взором упирался в мостовую.

— Нужен человек, — сказал Каи-Хан, — который передаст мои слова Токтыгаю. Возьмешься?

На лице слепого бусарца что-то дрогнуло, и Каи-Хану показалось, будто Сафар улыбнулся с облегчением. Нет, понял апиец через миг-другой. Не с облегчением. С презрением.

— Это цена моей жизни? — спросил Сафар. — Да.

— Она чересчур высока.

Кай-Хан кивнул.

— Я хочу, чтоб Токтыгай знал: мы не пойдем на Самрак, — невозмутимо проговорил он. — Я выгнал из армии агадейских колдунов, они слишком хитры для нашего брата. Вольному Апу не по нутру чужеземный хомут. Я не круглый болван, Сафар, я понимаю, что после Нехрема должен прийти наш черед. В Бусаре мы возьмем большую добычу и повернем домой. Передай своему царю, что я не советую якшаться с Абакомо. Парнишка мягко стелет, да вот только спать жестковато. Нехрем должен быть свободным, Сафар. И богатым. Иначе мы передохнем с голоду. Ну что, смельчак? Согласен?

Сафар рассмеялся и поднес ладони к окровавленным глазницам. Каи-Хан снова кивнул и улыбнулся.

— Слепому нужен поводырь. — Он хлопнул по плечу смуглого подростка. — Очнись, заморыш. Жизнь продолжается.

* * *

Над головами всадников громадной хищной птицей промчался округлый кусок базальта — посланец крепостной катапульты. Люди пригнули головы, заржали испуганные кони. Снаряд едва не снес верх кареты покойного Гегридо, разукрашенной гербами герцогства Эдийского, и выбил изрядную рытвину на мощенной булыжниками дороге.