Конан смотрел монарху в глаза. В темные омуты страха. В душу, совершенно растерянную, напрочь сбитую с толку. И поднимал меч.

Позади раздался тяжелый гул — вздох вулкана перед пробуждением. Из омутов выплеснулся страх. Они заполнились изумлением. И радостью. Конан обернулся.

— Это для меня приготовили? — буднично осведомился запоздавший гость из подземного царства, похлопывая по каменному сиденью чудовищной пятерней. — Жестковато. Что ж вы, смертные? Неужто подушек пожалели?

Площадь зачарованно смолкла. Анунна замер на подлокотнике, у него со скрипом отвисла челюсть.

— Ы-ы-охх-хы-ы-ы… — снова зевнул Нергал и пожаловался, протирая глаза. — Нисколечко не выспался.

— О, величайший! — Император Великой Агадеи пал перед ним ниц. — Мы потревожили твой сон! Не гневайся на жалких червей!

— Не гневаться, говоришь? — Нергал поднял сизую лапищу и почесал когтями жуткие жвала. — Ладно, не разгневаюсь, ежели, конечно, ты меня поднял с ложа не ради пустяка. — Он повернул голову вправо и равнодушно констатировал: — Анунна. Ты тоже здесь, старый прохвост.

— Да, повелитель. — Призрак рухнул на четвереньки и подобострастно закивал. — Осчастливь недостойного раба, позволь облизать твои пятки.

Нергал потянулся, поерзал голым задом, поудобнее располагаясь на троне.

— Что скажешь, Анунна? Веска ли у них причина? Не попусту ли разбудили меня?

— Какая там причина, о бесподобнейший! — захихикал потусторонний ябеда. — Блажь одна, жажда острых ощущений.

— Жажда острых ощущений? — Нергал грозно сдвинул брови, в которых смог бы укрыться выводок диких гусей, и посмотрел на Абакомо. А затем снова повернул голову к отшельнику и возмущенно вскричал: — Анунна! Ты лжец!

— Нет, повелитель! — зашатался от страха призрак.

— Как же — нет!? Я же вижу! Мальчик пригласил меня неспроста. Надеется, что я сумею ему помочь.

— О да, величайший! — запинаясь, проговорил Абакомо. — Народу Агадеи нужна твоя помощь.

— Он хочет, чтобы я помог ему покорить мир, — спокойно продолжал Царь Мертвых. — Чтобы я укрепил его народ в вере и посодействовал по части везения. По-моему, это вполне веская причина для вызова божества. С точки зрения смертных, конечно.

— О да, величайший!

— Откуда ж ему знать, — снисходительно произнес Нергал, — что я терпеть не могу попрошаек? — Он топнул слоновьей ногой, да так, что едва не развалился подиум. — Червь, копошащийся во мраке невежества! Ничтожный слизняк, возомнивший себя достойным божественного взора! Доколе ты и тебе подобные будут тревожить мой сладкий сон? Думаешь, ты первый? Думаешь, мало самонадеянных неудачников покарала за дерзость моя рука?!

— Да, повелитель, да! — Анунна вскочил на ноги и запрыгал от восторга. — Накажи его, бесподобный! Чтобы другим неповадно было!

Нергал резко повернул к нему голову, недобро выпятил жвала.

— Знаешь, Анунна, мне только что приснился замечательный сон. Будто ты, дамский угодник и интриган, вдруг ни с того, ни с сего вспомнил своего старого господина и в знак уважения решил принести ему жертву. Признайся: с тех пор, как я лег почивать, ты ведь ни разу не вспомнил обо мне добрым словом.

— Помилуй, обожаемый! Я не забывал тебя ни на миг.

— В самом деле? — Нергал скептически хмыкнул. — Сдается мне, ты лицемеришь, Анунна.