Режиссер принял ее жест к сведению и взял себя в руки.

— Ладно, — сказал он. — Я подумаю над твоим предложением.

— А Степан? Степан-то здесь при чем? — потребовал Фет продолжения.

Оказывается, Степан ухаживал в цирке за медведями и в свободное время пел под гитару песни собственного сочинения. Он подружился с Жаном и, когда тот захотел следовать за Юрием Никулиным в Советский Союз, спрятал мальчика в ящике для песка.

— Степан — такой современный парень. Вроде тебя, — пояснил дядя Стасик. — Бьет по струнам, суется не в свое дело. В общем, отличная роль. Кстати, позволит тебе исполнить на экране свою песню.

— Если он современный парень, то назовите его другим именем. Например, Нэш, — предложил Фет. — Или Кэш.

— Нэш, Кэш, — помял губами Станислав Львович. — А что это за имена?

— Неизвестно, — сказал Фет. — Но зато — звучат!

— Ладно, — пробормотал режиссер. — А теперь пошли на площадку!

И Фет понял, — шутки кончились. В ближайшие полчаса ему предстоит сделать ответственный шаг, от которого зависит его личная судьба и будущее всего рок-н-ролла в этой забытой Богом и битлами стране.

На негнущихся ногах, задевая гитарой головы работников студии, он зашел в гримерную, где из него довольно быстро сделали брата Зои Космодемьянской, — подвели глаза и брови, зализали непослушные волосы и накрасили губы. Фет посмотрел на себя в зеркало и чуть не сблевнул. «Нет, это не Нэш!» — подумал он.

— Мы тебя просто поснимаем на фотопленку, — успокоил его дядя Стасик. — А потом под гитару ты что-нибудь нам споешь.

В павильоне Фета ослепили софитами и окончательно выбили из головы веру в людей. Его заставили принимать неестественные позы — гладить шкуру медведя, смотреть сквозь железные прутья клетки и закатывать к небу мечтательные глаза.

— Пой! — приказал режиссер, сунув ему в руки гитару.

Фет, проклиная в душе дядю Стасика, сделал то, что его просили.

— М-да, — задумчиво пробормотал Станислав Львович и вдруг поинтересовался: — Ты — комсомолец?

— Никогда! — пролепетал красный от смущения Фет.

— Нужно вступить! — отрубил дядя Стасик.

— Зачем?

— Это — приказ. Иначе — не пройдешь пробы. И… — здесь Станислав Львович интимно прильнул к уху мальчика, — тебя никогда, никогда не выпустят к твоим жучкам!

Стороны договорились, что через несколько дней пробы будут продолжены и Фета снимут на кинопленку.

Мальчик возвратился домой, как из ледяной проруби.

— Ты что это? — с тревогой спросила мама.

— Я — сын Тани, — ответил он мрачно.

— Ты недоволен? Хочешь стать сыном тети Ксении?

Фету представилось, как его отселяют к соседке, как она ставит ему Робертино и укладывает в накрахмаленную постель.

— Да я так. Просто на студии все уши прожжужали: «Это сын Тани! Это сын Тани!». Надоело. Хотя я и не против быть твоим сыном, — пошел он на попятный.

Здесь суровая мама потребовала обстоятельного рассказа. Услышав про комсомол, еще более насупилась.

— Что же делать, сынуля. Ты ведь хочешь сниматься у дяди Стасика?

— Я к жучкам поехать хочу, а не сниматься!

— Тем более. На Дикцию ведь надежды мало… Подвела нас Дикция. До коммунизма будем ответа ждать. Вступай!

На душе у Фета полегчало.