|
Это сообщение пограничников вызвало в моей голове несколько дополнительных вопросов. Украинская сторона многократно заявляла, что из России через границу с ДНР и ЛНР мятежным республикам поставляется оружие. И требовала возвращения себе контроля над этим участком границы. Сюда, к дороге, казалось бы, должен лежать прямой путь всех диверсионно-разведывательных групп. Так, наверное, в действительности дело и обстоит. И именно потому лес вокруг дороги не минируется. Одна ДРГ сменяет другую. Если первая поставит минное поле, то вторая или третья группы могут на этих минах подорваться. То есть отсутствие минирования на участке, в котором украинская сторона заинтересована, должно не успокаивать, а настораживать. И именно потому пошел я не по дороге, а по опушке леса. До машин оставалось недалеко, и потому я загодя, с дистанции, дважды щелкнул замками крышки моего бинокля с тепловизором. Эти замки мне не нравились тем, что они издавали щелкающий звук при открывании. И избавиться от этого самостоятельно, без помощи специалиста, я не сумел. Пришлось мириться и принимать превентивные меры, то есть открывать футляр заранее…
* * *
Голоса я услышал раньше, чем увидел за поворотом сами машины. А потом, когда приблизился точно так же по опушке леса, не покидая тень, и увидел. Их было, как и обещали, две. Четыре человека стояли рядом. Один из них смотрел в бинокль на дорогу впереди. Судя по очертаниям, бинокль был простой, даже без прибора ночного видения, не говоря уже о тепловизоре. Увидеть он позволял мало. Луна светила не всегда, поскольку тучи в небе плыли плотные и тяжелые, грозящие затяжным весенним снегопадом или даже дождем. Пока, слава Богу, не было ни того ни другого. Снегопад мне весьма даже некстати, поскольку мне еще переходить линию разграничения между армией повстанцев и украинской стороной, и следов при переходе лучше не оставлять. Против дождя я ничего не имел. Дождь в дорогу, гласит примета, это к окончательной удаче. Но эти тучи закрывали луну и сильно ограничивали видимость встречающим меня. Выдвинувшись ближе, я вытащил свой бинокль, чтобы лучше рассмотреть их. И только тогда обнаружил, что встречающих не четверо, а семеро, но двое лежат под передней машиной, выставив автоматные стволы в разные стороны от дороги, а один под второй машиной, и ствол его автомата смотрит в сторону леса передо мной. Я сначала не понял такой расклад сил. Если кто-то лежит под машинами, страхует, значит, есть опасность. Почему тогда другие не прячутся от опасности? Почему стоят открыто, если есть возможность спрятаться и залечь? Потом сообразил, что четверо тех, кто остался, просто под машиной не поместятся в силу своих солидных габаритов. Даже серьезный дорожный просвет «уазиков» не даст возможности этим людям залечь. И тогда… Тогда, значит, их не семеро, а больше, потому что и в машине наверняка есть люди, скрывшиеся за занавесками из обычных бронежилетов, как всегда делают в районе боевых действий в небронированных машинах. Но меня через пограничников предупреждали, что этот путь – самый безопасный. Впрочем, пограничники плохо знают обстановку по другую сторону границы. И если ополченцы говорят им, что здесь самый безопасный участок, это вовсе не дает гарантии, что он безопасный. Просто он более безопасен, чем, по мнению ополченцев, другие участки.
Но у меня сработала старая добрая привычка: доверять и при этом проверять, то есть самому заботиться о собственной безопасности. И я, пользуясь благами науки, перевел бинокль с тепловизором на лес. И почти сразу эту опасность обнаружил. Четыре человека прятались в кустах, выставив автоматные стволы в сторону машин. Ждут в нервном ожидании. Чего ждут, почему не атакуют? Предполагают, что на дороге не четверо, а значительно больше? Скорее всего, дело обстояло именно так. Возможно, видели, что там людей больше, и сейчас не знали, где остальные. Иначе атака уже состоялась бы. Четверо против четверых – проблема могла решиться одним залпом. |