— Сейчас мы с тобой полакомимся шоколадцем, — сказал он, глотая слюну.

Он ткнул пальцем в дверку за спиной.

— Полезай-ка туда, — сказал Уильям, подбадривая мальчика кивком; его беззубый рот весь сморщился и перекосился.

Билби покачал головой.

— Он там в ящичке, у нее под постелью.

Билби еще решительней покачал головой.

— Лезь, говорю, — настаивал Уильям.

— Не полезу, — ответил Билби.

— Говорят тебе: там шоколад, — не унимался Уильям и жадно облизнулся.

— Не нужно мне никакого шоколада, — сказал Билби и мысленно представил себе кусок в полплитки.

— Да лезь ты, — говорил Уильям, — никто не увидит...

— Ну же!.. — настаивал он. — Струсил, эх ты...

— Так я сам полезу, — сказал Уильям, теряя терпение. — А ты пока вожжи подержи.

Билби взял вожжи. Уильям поднялся и отворил дверцу фургона. Тут Билби ощутил всю свою ответственность за имущество кочевниц и, бросив вожжи, решительно схватил Уильяма за мешковатые штаны. То были почтенные штаны, они уже немало послужили хозяину.

— Эй, не дури! — сказал Уильям, вырываясь. — Отпусти мои портки.

Что-то затрещало, и Уильям в ярости обернулся к Билби.

— Ты что, одежу мне рвать?!.

— Так и есть, — сказал он, обследовав нанесенный ущерб. — Тут на час шитья.

— Не буду я воровать! — прокричал Билби ему в самое ухо.

— А тебя и не просят...

— И вам не след, — сказал Билби.

Фургон налетел на низкую садовую ограду, проволокся немного и встал. Уильям плюхнулся на сиденье. Белая лошадь потопталась на месте, потом отведала свисавшей над изгородью сирени и на том успокоилась.

— Давай сюда вожжи, обалдуй проклятый, — буркнул Уильям.

— Мы б сейчас шоколадцем лакомились, — начал он чуть погодя, — так нет, сидим вот из-за тебя, слюнки глотаем...

— Проку от тебя ни на грош, — продолжал он, — ей-ей, ни на грош... — Он опять вспомнил про нанесенный ему ущерб. — Я б тебя самого заставил латать, как пить дать, заставил, да ты ведь всего меня исколешь своей проклятой иголкой... Здесь на час шитья, это точно... А может, и поболе... Да ведь, хошь не хошь, шей... Других-то штанов у меня нет... Ну, я ж те покажу, пащенок, по гроб запомнишь.

— Не стану я воровать у нее шоколад, — сказал юный Билби, — с голоду помру, а не стану.

— Чего? — спросил Уильям.

— Воровать! — прокричал Билби.

— Я те поворую, по гроб запомнишь! — пригрозил Уильям. — Ишь выдумал, штаны рвать. Но-о! П-шла, старая! Чего уши развесила. П-шла, тебе говорят!

Своих пассажирок спорщики встретили благодаря чистой случайности, кочевницы ждали их на песчаном выгоне, где густо рос красный вереск, а по краям стояли пихты и ели. Дамы были здесь давно и, по всему судя, уже начали волноваться. Мальчик обрадовался, увидев их. Он очень гордился собой: ведь он победил Уильяма и отстоял шоколад. Он решил отличиться в приготовлении обеда. Для дневного привала они выбрали прелестный зеленый островок — лоскут изумрудного дерна в пламени вереска, обреченный покинуть эти места, о чем свидетельствовали прямоугольник голой земли и куча скатанного дерна. Куча дерна и холмик, поросший вереском и ежевикой, сулили защиту от ветра; в ста ярдах от подножия холма был родничок, а неподалеку от него — искусственный водоем. Полянка эта лежала ярдах в пятидесяти от шоссе, и к ней вела колея, проложенная тележкой, возившей дерн.