|
Отсюда короткий коридорчик вел к ресторанному залу, другой, подлиннее, – на склады и в кухню. Дорогу через зал он знал, иногда приходилось поздними вечерами забегать сюда, взять в буфете вина или пива, расположения же прочих помещений не представлял. Зато риск нежелательных и преждевременных встреч там гораздо меньше. Он свернул налево. В разделочном зале было пусто, а из-за двери собственно кухни слышались голоса. Тарханов осторожно потянул на себя до блеска выдраенную сотнями рук дугообразную латунную ручку. За длинным столом, в сером свете туманного утра, сидели несколько мужчин и женщин. Точнее – трое мужчин и четыре женщины. На столе тарелки с едой, водочные и винные бутылки. Выпивают и закусывают как ни в чем не бывало. Не рановато ли? А что еще делать людям в подобной ситуации? Тем более сотрудникам цеха, где ночь – это самый рабочий день. И наоборот – соответственно. Сергей по-прежнему бесшумно переместился в центр обширного помещения, предостерегающе поднял пальцы к губам. – Спокойно. Я – свой. Кто-нибудь еще здесь есть? Мужчина лет за сорок, судя по одежде – повар, сидевший с краю, поставил на стол налитый до половины стакан, поднялся, избегая резких движений. – Здесь – никого нет. Там, – он махнул рукой в сторону фасадной части здания, – там много… этих… Подходящего термина он не подобрал или специально сохранял нейтральную неопределенность, не зная, с кем имеет дело. – Кроме этой двери, есть еще выходы в зал? – Есть. Через буфетную и бар. И еще одна к лифту, для спецобслуживания номеров люкс. Но они сейчас заперты. – А вы кто будете? – Я старший повар смены. Это – повар второй руки, он – официант. Женщины – кухарки. Мы Славу собрались помянуть. Убили его два часа назад… – Я видел, там, во дворе. За что и кто? – Эти ж самые, черные и убили. Нерусские. В смысле не наши, не местные. Говорят по-турецки, что ли, или я не знаю. И одеты в камуфляжи одинаковые, не нашего образца. Те, которые из местных горцев, попроще будут, держатся повежливее, словно как даже стесняются немного. А эти – чистые волки. Глазами по сторонам зырк-зырк, пальцы на спусках все время. Вот Слава и говорит мне, когда они первый раз сюда ввалились, потом ушли: «Я пойду». У него смена все равно кончилась. «В город я пойду, дома у меня карабин есть, – а он охотник был хороший и со службы только два года как уволился, – возьму карабин, узнают у меня эти гады…» Повар говорил нервно и сбивчиво, выпитое уже слегка заплетало ему язык, и он будто заново переживал случившееся. Остальные сидели молча, кивали только довольно синхронно. – Спокойнее, спокойнее. Вы присядьте, стакан свой допейте, легче будет. Повар послушно выполнил указание. – А они когда первый раз сюда вломились, не сюда, а в зал, бутылок сразу нахватали в баре самых дорогих, закуски холодные, жрать сели. Нам говорят – сидите и не высовывайтесь, и чтобы с кухни не ногой. Обед чтобы им приготовили, самый лучший. Но – без свинины. А потом, когда уходили, Юлю с собой забрали, официантку, красивая у нас самая, и со Славой у них симпатия была… Ну вот он тогда и говорит мне: «Пойду я». Как там они с Петром сговорились, он охранник был второго этажа. |
