Пулемет на треноге выдвинут в тамбур, чтобы держать под прицелом площадку перед гостиницей и аллеи Цветника. Еще три огневые точки на
подоконниках витражных венецианских окон, обращенных вверх и вниз по Курортному проспекту, а также и внутрь здания, чтобы простреливать всю
окружающую холл на уровне второго этажа галерею. И расчеты на месте, бдительно контролируют отведенные им секторы.
Зато все остальные вели себя удивительно непрофессионально. Человек десять бандитов ошарашенно озирались по сторонам, бессмысленно дергая
затворы, какой-то курбаши, обосновавшийся за стойкой портье, кричал вперемешку по-русски и на экзотических языках, указывая руками сразу в
несколько сторон, и вообще картинка напоминала пожар в борделе.
Да и то, расчет у них был на какое-то другое развитие событий. А тут вдруг бой начался внутри гостиницы, причем в самых вроде бы
неугрожаемых местах.
У Сергея оставалось целых семь боевых гранат и еще две шумосветовые. Вот все он и бросил вниз с секундными интервалами, стараясь, чтобы
легли они как можно более широким веером.
Не ударил еще первый разрыв, а он уже летел вниз, почти не касаясь подошвами ступенек.
Упершись плечом в литой чугунный столб арочного подпора, прикрывший его от разлета последних осколков, Тарханов едва дождался, пока осядет
дым, известковая и кирпичная пыль, вскинул ствол пулемета и выжал спуск.
Черт с ним, со стволом, пусть плавится. Тут главное – погасить тех, кто еще сохранил способность шевелиться и сопротивляться.
Слева направо Тарханов вел стволом строго по периметру холла.
Силы в руке едва хватало, чтобы удерживать его на нужном уровне, не допускать увода вверх.
Гильзы звонко разлетались по мраморному полу, пули с чмоканьем входили в человеческие тела, а которые пролетали мимо, крушили мозаичные
стеновые панели, уцелевшую с позапрошлого века голубую и золотистую кафельную плитку.
Пулемет последний раз лязгнул затвором и смолк. Как раз тогда, когда закончил свое дугообразно-плавное движение. То есть кончилась лента.
Менять барабан было некогда.
Крики, которые Сергей не слышал из-за грохота пулемета и давнего звона в ушах, вдруг стали различаться. И крики эти были отнюдь не
торжествующие, не боевые. Недавние герои верещали от боли и страха смерти, звали на помощь, кто-то, может быть, пытался собрать возле себя
еще способных сражаться. Тарханов не вслушивался.
Он пробирался через лужи крови и растерзанные тела туда, где видел сквозь мглу вроде бы исправный станковый пулемет, сторожко водя вокруг
«рапирой»
Постепенно становилось тише. Просто все меньше и меньше оставалось тех, кто еще был в состоянии кричать.
Да, «гочкис», развернутый из тамбура внутрь зала, был в порядке. Из приемника свешивалась довольно длинная лента, полная патронов. Рядом
еще две зеленые коробки.
И успел припасть к его прикладу в самое время.
Теперь пришлось пройтись огневым шквалом по галерее и выходам из коридоров.
И эта лента кончилась слишком уж быстро, но зато и желающих проверить, есть ли еще патроны у неизвестно откуда взявшегося шайтана или
внезапно сошедшего с ума боевого товарища, поблизости не осталось.
Уж больно все хорошо идет, мельком подумал Тарханов, не должно бы так везти второй раз подряд.
Сейчас бы не искушать судьбу, забиться в тихий уголок и предоставить остальное бравым ставропольским егерям.
Или хотя бы глотнуть сотню граммов коньяку, чтобы разбавить избыток адреналина в крови. |