Образцы почвы брали с двух различных глубин: 15–20 и 35–40 см. Были исследованы две серии образцов, взятых на лугу и в лесу. В образцах определяли количество макроэлементов (N, Р, К, Са, Mg, Fe) и микроэлементов (Си, Zn, Mn, Со, Мо, В) по методике Г.Я.Ринькиса (1972). Всего было взято 32 образца почвы — в 8 местах пересечения линий, соединяющих точки проявления лозоходной реакции, и в 8 местах вне зон аномалии, но вблизи от них.

Исходя из физических характеристик конкретного образца почвы определялась оптимальная для данного образца концентрация элементов. Затем эти данные сопоставлялись с фактическим содержанием элементов. В результате оказалось, что среднее количество всех 12 указанных элементов вне зон составляет 75 процентов оптимального их содержания, а в местах пересечения биопатогенных полос — 25 процентов. Такая зависимость прослеживалась как для образцов, взятых на лугу, так и для образцов, взятых в лесу. Разумеется, проверенные нами 16 точек не могут дать ясного представления о различии распределения элементов в почве в местах проявления лозоходной реакции и по соседству. Имело бы смысл продолжить подобные эксперименты.

Но всё же… Не наводит ли это на размышления? Г.Я.Ринькис такое распределение элементов в почве объясняет обычным вымыванием, если допустить, что в местах проявления реакции почва немного влажнее и уровень подземных вод ближе к горизонту, чем в соседних местах. Отсюда становится понятным, почему в местах проявления реакции произрастают сорняки и ядовитые растения, а культурные растения развиваются слабо, несмотря на лучший водный режим. Дело в том, что культурные растения более требовательны именно к наличию элементов питания. Если не считать органических соединений, то перечисленные 12 элементов обуславливают развитие растений на 98 процентов, а остальные примерно 70 элементов периодической системы Менделеева, входящие в зону растений, обеспечивают недостающие два процента. Конечно, это только догадка, и, чтобы она стала со временем рабочей гипотезой, нужны дальнейшие опыты".

Я.Валдманис установил, что "одиночные дубы растут преимущественно либо на линиях, соединяющих точки лозоходной реакции, либо в местах их пересечения". Я.Валдманис изучал, как развиваются дубы в искусственных насаждениях. Вопрос оставался прежний — имеется ли различие в развитии дубов, растущих на биопатогенных полосах и вне их. "Для этого, — говорит учёный, — мы выбрали дубовое насаждение 60-летнего возраста средней высотой около 20,5 м в Скриверском дендрологическом парке. Обследовали участок шириной 8 метров и длиной около 40 метров, где дубы растут рядами, отстоящими друг от друга на 2,5 м. Оказалось, что дубы, которые растут в местах пересечения "водяных жил" (показано линиями на рис. 40) имеют на высоте груди диаметр 28–32 см, а те, которые растут вне этой зоны, — только 16–24 см. Естественное прореживание насаждения, выражавшееся в угнетении роста более слабых деревьев, привело к тому, что последние по достижении диаметра 8-12 см, были срублены (на рис. 40 это показано тёмными кружочками), но при этом не было ни одного случая угнетения роста молодого деревца, растущего в местах пересечения биопатогенных полос".

В.Г.Прохоров также исследовал влияние биопатогенных зон на растения. Он получил такие результаты:

"На многих биопатогенных зонах природного происхождения, связанных с рудными месторождениями, подземными водами, особенно с радоновыми, наблюдается массовая дихотомия хвойных (лиственница сибирская, сосна обыкновенная, сосна сибирская, ель сибирская). В норме у лиственницы сибирской и сосны обыкновенной частота выявления дихотомических форм развития ствола не превышает 0,5–1 %. В биопатогенных зонах, связанных с рудоконтролирующими структурами, она доходит до 25 и даже 50 %.