Она остановилась, развела руки в стороны и задрала подбородок.

— Тэм! Ты это чувствуешь?

— Чувствую — что?

Казалось, её разбирает смех.

— Дождь!

Дождь начался неощутимо — по крайней мере, для Хайса. С запада потянулась лёгкая дымка. Капли брызгами разлетались по сухой площадке и застучали по листьям в лесу. Горошины воды, словно роса, формировались на «второй коже» Зои. Словно маленькие драгоценности. Ядовитые.

Хайсу никогда не был на Земле. Биологический барьер был чересчур высок; для такого визита потребовались бы бесчисленные прививки и модификации иммунной системы, не говоря уже о суровой дезинфекции всего тела по возвращении обратно в пояс Койпера. Но он был человеком, и его тело несло в себе миллиард лет эволюции. Он понимал удовольствие, которое испытывает Зоя. Тёплый дождь на человеческой коже: каково это ощущать? Хайс подумал, это совсем не то же самое, что принимать душ в санузле — судя по улыбке девушки, которую та не могла сдержать.

Она повернулась и, свободно покачивая руками, опасно приблизилась к лесистому периметру. Над её головой нависли петли зелёных, цвета морской воды, листьев ползучих деревьев. Во влажной тени Зою почти не было видно. Хайс озабоченно смотрел, как она наклоняется, чтобы сорвать ярко-оранжевый дождевик с поросшей мхом лесной подстилки. Гриб взметнул в воздух клубы спор.

Опасность была вопиюще очевидной. Одна-единственная из этих спор могла бы прикончить её за считанные часы. Целое облако их клубилось вокруг головы девушки, а она с детским восторгом смеялась через маску.

Хайс подошёл к ней со всей скоростью, которую был способен развить в скафандре.

— Зоя! Хватит. Ты перегрузишь камеру для дезинфекции.

— Оно живое, — изумлялась она вслух. — Всё! Я это чувствую! Оно такое же живое, как и мы!

— Вообще-то, Зоя, мне хочется, чтоб оно и дальше так было.

Она разулыбалась, и серебряные струи дождя собирались в лужицы у её ног.

Вокруг периметра Ямбуку они гуляли полчаса, после чего ему всё же удалось упросить Зою вернуться на станцию. К моменту, когда Хайс наконец выбрался из своего скафандра, девушка уже закончила принимать душ. Он присоединился к ней в помещении для карантина. Дезинфекция была тщательной до одури, по всем признакам работу их костюмов нельзя было назвать иначе, чем безукоризненной — но протокольные требования Ямбуку предписывали изолировать их на один день, в течение которого нанобактеры будут выискивать в них признаки заражения.

Две койки, настенный монитор и автомат для выдачи еды и напитков: вот что такое карантин. Зоя вытянулась на одной из коек. Здесь, в четырёх стенах, она несколько потускнела по сравнению с тем, какой была на открытом воздухе. Хайс составил краткий письменный отчёт для архивов ОСИ, после чего заказал кофе.

Зоя погрузилась в чтение журнала за последние шесть месяцев, который Элам Мейзер уже ему показала. Хайс вдруг понял, что пытается нарисовать в воображении Зою такой, как её нарисовала Элам: дитя из пробирки УиП, оставленное на два года в в каком-то варварском приюте для сирот, единственную выжившую из выводка таких же девочек.

В жизни с ним не случалось ничего столь драматичного, но он хорошо понимал эмоциональные последствия изгнания и одиночества. Он родился в клане Ред-Торн, среди самых упёртых республиканцев пояса Койпера. Из Ред-Торна вышло множество койперовских учёных, но Хайс стал единственным, кто принял участие в Проекте Исис; да и вообще, он был одним из очень немногих членов клана, принимающих хоть какое-то участие в спонсируемых Трестом проектах. Многие из членов Ред-Торна погибли в десятилетия Перемен, и мнение клана о Трестах, в общем, было почти эквивалентно мнению малиновки о змее, пожирающей её яйца.

Когда Хайс подписался на участие в проекте, от него отвернулись и клан, и семья.