Но со временем эпидемия схлынула. Зоя и Авита оказались в числе выживших.

Зоя сблизилась с единственной оставшейся сестрой, и на неё сильно повлияла почти случайная смерть Авиты от скудного питания и небрежного ухода. Она — моё отражение, думала Зоя, час за часом не отводя глаз от тела Авиты, пока команда медиков не явилась, чтобы его забрать. «Когда умру, буду выглядеть так же», — думала Зоя, считая это вопросом самое большее нескольких месяцев. Словно статуя из мягкой глины — бледной, освещённой солнцем и равнодушной ко всему.

Зое не хватало Авиты, Франчески, Лин и По. Другие обитатели приюта часто бывали с нею жестоки, а надсмотрщики в белых медицинских масках её просто презирали; Зоя начинала думать, что по правде смерть может быть и не столь ужасной — уж точно не хуже, чем и дальше жить в этих стенах день за днём.

Но потом в Тегеран прибыл Тео.

Что-то произошло, что-то политическое, в Высоких Семействах. Зоя помнила Авриона Теофилуса с детдома для малышей. Тогда он каждый месяц приходил, чтобы посмотреть на Зою и её четырёх сестёр. Он частенько гладил Зою по голове, пока нянечки клонили перед ним головы, а туповатые роботы несли ему чай и сахарные кексы, которыми он делился. В своей чёрной униформе он всегда выглядел блистательным. И теперь, в Тегеране, он выглядел всё так же блистательно, но казался темнее, более сердитым; он кричал на смотрителей приюта, которые ёжились и пытались убежать. Тео последними словами клял общежитие, ледяной душ, комнаты для «свиданий» с грубыми и грязными одеялами.

Он заключил Зою в объятия — осторожно, потому что она стала хрупкой. От его униформы, к которой Зоя прижалась щекой, тянуло свежестью, мылом и паровой глажкой.

Тео казался Зое своего рода принцем. Разумеется, никакой он был не принц: он был всего-навсего дальним родственником Семей, кузеном племянника кузена, по существу крупным функционером подразделения Трестов, «Устройства и Персонал». Его фамилия была Теофилус, а не Мэллок, Куонтрилл или Митсубиси. Но это не имело никакого значения. Он явился затем, чтобы забрать её. Слишком поздно для По, для Лин, для Авиты и Франчески. Но не слишком поздно для Зои.

— Одна из моих девочек выжила, — шептал он, неся её на руках в мобильный госпиталь гуманитарной службы. — Одна из моих девочек выжила.

Когда он пытался передать Зою докторам, она прижалась к нему настолько крепко, что ей пришлось ввести успокоительное.

Зоя пробудилась ото сна внезапно, оцепенев от ужаса. Ей послышался какой-то звук… впрочем, это лишь раскат грома, эхом отдавшийся между пиками высокогорий Коппер. Дождь перестал лить и заморосил.

Полиплексовая стенка осветилась снаружи. Утро.

Зоя чувствовала себя разбитой и усталой. Она откинула полог и выбралась в дождь. Вода стекала по гранитным выступам на листья растений вроде утёсника, растущих из глубоких ледниковых расщелин. Грузовые роботы потешно ковыляли вокруг лагеря. Их ноги с трудом находили опору на мокрой земле; время от времени роботы подгибали конечности и садились, словно уставшие собаки.

Облака громоздились на горе Коппер порывистыми волнами. От леса поднимался пар.

Из коробки на ближайшем роботе Зоя взяла дозатор с рационом и вновь вернулась в палатку. Дождь оставил капли на её костюме. Хотелось чесаться. Мембрана держала тело в чистоте, даже выносила наружу чешуйки отмершей кожи, чтобы сбросить их как стерильную пыль; тем не менее, чесаться всё равно хотелось.