С мечом в руке Гэрик повел троих спутников по коридору, пытаясь следовать несколько путаным указаниям кендера, который рассказал им, как лучше всего добраться до самых нижних этажей магической крепости. (Тас хотел нарисовать подробную схему, но Карамон не дал — время было дорого.) Когда рыцари исчезли из виду и даже эхо шагов затихло в отдалении, Карамон и Тассельхоф отправились в противоположную сторону. Прежде чем уйти, кендер выдернул свой нож из трупа Аргата.

— Ты однажды сказал, что этот нож годится только для того, чтобы сражаться с кроликами, — гордо сказал он, вытирая кровь с лезвия и пряча нож за пояс.

— Не напоминай мне о кроликах, — сказал Карамон таким странным, напряженным голосом, что Тассельхоф посмотрел на него. Посмотрел и вздрогнул — таким бледным стало вдруг лицо исполина.

Глава 16

Час пробил. Он был рожден для этой минуты. Ради этого момента Рейстлин терпел боль, унижения, физические и душевные страдания. К нему он готовился, ради него изнурял себя бесконечным штудированием колдовских книг, ради него боролся, жертвовал, убивал…

Теперь он наслаждался величием минуты, позволив магической энергии собраться над своей головой, окружить себя. Никакие иные звуки или предметы не волновали мага; весь мир, за исключением магии и Врат, перестал для него существовать.

Но даже в минуты торжества его разум не прекращал работу. Глаза мага внимательно осматривали Врата, не пропуская ни малейшей подробности, хотя в этом, наверное, уже не было необходимости. Тысячи раз он видел Врата во сне и в мечтах, видел как наяву. Заклинания, открывающие проход, были просты — ничего особо хитрого в них не было. Маг должен был обратиться с соответствующей фразой к каждой из пяти драконьих голов, охранявших Врата. К головам тоже следовало обращаться в определенном порядке, а каждую фразу необходимо было произнести с особой интонацией, но для великого мага, каким стал Рейстлин, это было пустяковой задачей. Как только он закончит с этим, Крисания обратится к своему богу с молитвой, чтобы он удержал Врата открытыми. Когда они войдут, Врата закроются.

И тогда Рейстлин попробует решить ту великую задачу, которую он перед собой поставил.

Мысль об этом привела его в восторг. Сердце забилось быстрее, кровь побежала по жилам, застучала в висках и запульсировала в набухших артериях на шее. Поглядев на Крисанию, маг кивнул. Пора.

Жрица, раскрасневшись от волнения и восторга, уже предвкушала вожделенный молитвенный экстаз, который даровало ей общение с ее богом. С горящими глазами она встала почти в центре Врат, повернувшись к Рейстлину лицом. Этот поступок свидетельствовал о ее полной и безоговорочной уверенности в способностях Рейстлина; ведь одно неверное слово, даже не к месту сделанная пауза, малейшая оговорка или жест руки могли привести обоих к гибели.

Таким образом древние маги, создавшие эти страшные ворота и по какому-то своему капризу не пожелавшие запереть их навсегда, пытались защитить их от непосвященных. Чтобы просто приблизиться к Вратам, черный маг должен был совершить немало страшных деяний. Но и он не мог в одиночку открыть Врата — в этом ему мог помочь только чистый душой и непоколебимый в своей вере жрец Светоносного Паладайна. И два столь разных человека, воплощения двух противоположных начал, должны были бесконечно доверять друг другу и поддерживать один другого, что представлялось совершенно невероятным сочетанием.

И все же однажды так уже было. Фистандантилус и Денубис, крепко связанные ложным обаянием одного и утраченной верой другого, дошли до Врат вместе. Теперь же пред Вратами стояли двое, соединенные тем, чего не предусмотрели древние мудрецы, — странной, противоестественной любовью.

Крисания вступила во Врата. Она бросила последний взгляд на Рейстлина — последний взгляд в этом мире — и улыбнулась.