Провидение разместило его бригаду с левого фланга контратакующих ирландцев. Красные мундиры валили вниз по холму, закалывая штыками и забивая прикладами врага, не замечая двух батальонов свежей пехоты. Следом за ирландцами двигалась неорганизованная масса союзнической пехоты — все, что удалось выжать с залитых кровью улиц Фуэнтес-де-Оньоро.

— Штыки примкнуть! — приказал Луп и вытащил собственный прямой драгунский палаш. Так значит, Массена хотел помешать его бригаде добиться славы? Луп обернулся, чтобы убедиться, что его варварский штандарт из волчьих хвостов, висящих на перекладине ниже орла, поднят высоко, и как только контратакующие британские войска влилась в деревенские улицы, он приказал атаковать.

Как водоворот, который затянул все плавающие обломки в свой разрушительный вихрь, деревня снова стала местом сплошного убийства.

— Vive l'Empereur! — закричал Луп и бросился в бой.

***

Шарп снимал зеленую куртку с мертвого стрелка. Стрелок был одним из снайперов на скалистом холмике, но он был застрелен voltigeur'ом в звездный час французского наступления, и теперь Шарп стаскивал окровавленную куртку с закоченевших рук.

— Перкинс! Ко мне! — Он бросил зеленую куртку стрелку. — Заставь свою девочку укоротить рукава.

— Да, сэр.

— Или сделай это сам, Перкинс, — добавил Харпер.

— Я не очень-то умею работать иглой, сержант.

— Да, про иглу Миранда тоже говорила, — сказал Харпер, и стрелки засмеялись.

Шарп пошел к скалам выше деревни. Он вернул своих стрелков в целости и невредимости после похода с Легкой дивизией только для того, чтобы обнаружить, что у майора Тарранта нет никаких новых приказов относительно него. Сражение превратилось в бесконечную борьбу за овладение деревней, ее кладбищем и церковью, и солдаты не столько стреляли, сколько орудовали саблей, штыком и прикладом мушкета. Капитан Донахью просил разрешения присоединиться к подразделениям, обстреливающим французов с горного хребта гребня, но Таррант был столь напуган близостью нападавших, что он приказал, чтобы Real Compania Irlandesa оставалась вблизи от фургонов с боеприпасами, в которые он предусмотрительно приказал впрячь лошадей или волов.

— Если мы должны будем отступить, — сказал он Шарпу, — это будет хаос! Но надо быть готовым.

Real Compania Irlandesa образовала тонкую линию между фургонами и местом сражения, однако наступление горцев 74-го и рейнджеров Коннахта ослабило бдительность Тарранта.

— Клянусь Богом, Шарп, но это — горячая работенка. — Полковник Рансимен бегал вокруг фургонов, волнуясь и беспокоясь, но теперь он выступил вперед, чтобы издали наблюдать, что творится в деревне. Он передал поводья своей лошади одному из стрелков и всматривался нервно с гребня в битву внизу. И это была действительно горячая работенка. Деревню, еще горевшую и чадившую после прежних уличных боев, вновь захлестнул водоворот порохового дыма, криков и крови. 74-й и 88-й продвинулись глубоко в лабиринт хижин, но теперь их продвижение замедлялось, так как французская оборона усиливалась. Французские гаубицы с другого берега ручья начали бросать снаряды на кладбище и верхние улицы, добавляя дыма и шума. Рансимен задрожал при виде этой неприглядной картины, отошел на два шага и при этом наткнулся на мертвого voltigeur'а, тело которого отмечало крайнюю точку, до которой сумели добраться французы. Рансимен нахмурившись глядел на тело.

— Почему они называют их прыгунами? — спросил он.