Изменить размер шрифта - +
Французы уходили — по крайней мере, большинство из них, поскольку некоторые из пехотинцев в последних рядах оборачивались и что-то кричали товарищам, оставшимся, надо полагать, в той хижине, откуда доносился женский крик. Ведомые группой кавалеристов, пехотинцы брели вдоль ручья вниз, в сторону соседней долины.

— Они стали неосторожными, — сказал Томпсон.

Шарп кивнул. Оставить несколько человек в селении было рискованно, и не в обычае у французов было так рисковать в этой дикой стране. Испания и Португалия кишели guerrilleros, партизанами, которые вели guerrilla — «маленькую войну», и эта маленькая война была намного более беспощадной и жестокой, чем правильные сражения между французами и британцами. Шарп знал, насколько жестокой была эта партизанская война, так как в прошлом году ему пришлось отправиться в дикую северную провинцию, чтобы найти испанское золото, и его компаньонами были партизаны, жестокость которых могла напугать любого. Одна из них, Тереза Морено, стала возлюбленной Шарпа, только теперь она называла себя La Aguja — Игла, и каждый француз, которого она убивала длинным тонким лезвием стилета, утолял лишь крохотную долю той жажды мести, которую она испытывала по отношению к солдатам, которые изнасиловали ее.

Тереза была теперь далеко, сражалась где-то в окрестностях Бадахоса, в то время как здесь, в двух шагах от Шарпа, другая женщина страдала по вине французов, и снова Шарп задался вопросом: почему эти солдаты, одетые серую в форму, думают, что оставить несколько насильников в безлюдной деревушке безопасно? Почему они настолько уверены, что в горах не скрываются партизаны?

Харпер вернулся, тяжело дыша, после того, как привел красномундирников к вершине холма.

— Боже спаси Ирландию, — сказал он, опустившись на землю возле Шарпа, — но ублюдки уже уходят.

— Я думаю, что они оставили несколько человек. Ты готов?

— Конечно. — Харпер взвел курок винтовки.

— Ранцы снять, — приказал Шарп стрелкам, снимая собственный ранец, потом перевел взгляд на лейтенанта Прайса. — Ждите здесь, Гарри, пока не услышите свист. Два свистка означают открыть огонь отсюда, а три — спускаться к деревне. — Он посмотрел на Хагмана. — Не открывай огонь, Дэн, пока они не увидят нас. Если мы сможем добраться незаметно для ублюдков, нам будет легче. — Он повысил голос, чтобы все стрелки могли слышать. — Спускаемся быстро. Все готовы? Все зарядили винтовки? Тогда пошли! Вперед!

Стрелки перелезли через гребень и побежали вниз по склону холма вслед за Шарпом. Шарп смотрел влево, где маленькая французская колонка отступила вдоль ручья, но никто в колонне не оборачивался, и стук лошадиных копыт и подбитых гвоздями ботинок пехотинцев, должно быть, заглушал топот бегущих под гору стрелков. Только когда Шарп был в нескольких ярдах от ближнего дома, один француз оглянулся и поднял тревогу. Хагман тут же выстрелил, и звук винтовки Бейкера двойным эхом отозвался сначала от дальнего склона маленькой долины, затем — от склонов большей долины. Эхо повторялось раз за разом, все слабее и слабее, пока его не заглушили выстрелы других стрелков с вершины холма.

Шарп прыгнул с высоты нескольких футов. Он упал, вскочил и побежал мимо навозной кучи, наваленной возле хижины. Единственная лошадь была привязана к стальному колышку, воткнутому в землю у входа в хижину, в дверном проеме которой внезапно появился французский солдат. На нем была рубашка и серый китель, но ничего ниже пояса. Он направил мушкет на Шарпа, но когда увидел бегущих за Шарпом стрелков, бросил мушкет и поднял руки.

Подбегая к двери, Шарп выхватил палаш. Плечом он оттолкнул сдающегося в сторону и ворвался в лачугу с голыми каменными стенами и крышей из деревянных балок, засыпанных сверху камнями и землей.

Быстрый переход