Рансимен нахмурился.

— Но я не приказывал, чтобы ты сделал это, Шарп.

— Да? А откуда им знать, сэр?

— Я не могу солгать! — сказал Рансимен, потрясенный до глубины души.

— Ваша честь под угрозой, сэр, и найдется много ублюдков, которые оболгут вас.

— Я не буду врать, — настаивал Рансимен.

— Тогда используйте правду, ради Бога, сэр. Скажите им, как вы должны были пускаться на хитрости, чтобы добыть исправные мушкеты, и если бы не те мушкеты, никто не выжил бы вчера ночью! Изображайте героя, сэр, пусть ублюдки попляшут!

Рансимен медленно покачал головой.

— Я не герой, Шарп. Я хотел бы думать, что я смог сделать что-то полезное для армии, как мой дорогой отец сделал для церкви, но я не уверен, что я нашел свое настоящее призвание. Но я не могу притворяться тем, кем я не являюсь. — Он снял треуголку, чтобы вытереть пот. — Я просто приехал, чтобы сказать тебе до свидания.

— Удачи, сэр.

Рансимен улыбнулся с сожалением.

— Я никогда не был удачлив, Шарп, никогда. Кроме как с моими родителями. Мне повезло с моими дорогими родителями и я был благословлен здоровым аппетитом. Но в остальном… — Он пожал плечами, как если бы вопрос не имел ответа, снова надел шляпу и затем, в отчаянии махнув рукой, поехал вслед за Хоганом. Два запряженных волами фургона прибыли в форт с лопатами и кирками, и как только инструменты были разгружены, отец Сарсфилд реквизировал транспорт, чтобы отвезти раненных в госпиталь.

Хоган помахал на прощанье Шарпу и повел фургоны из форта. Выжившие caçadores сопровождали его, маршируя под своими знаменами. Лорд Кили ничего не сказал своим людям и молча поехал на юг. Хуанита, которая все утро не выходила из башни, ехала рядом с ним, ее собаки бежали позади. Генерал Вальверде коснулся шляпы, приветствуя Хуаниту, затем натянул поводья и погнал коня через двор, покрытый почерневшей от огня травой, туда, где Шарп рыл могилу.

— Капитан Шарп? — сказал он.

— Генерал? — Шарпу пришлось прикрыть ладонью глаза, чтобы разглядеть против света высокого, худого человека одетого в желтую форму на высоком коне.

— Что было причиной нападения генерала Лупа вчера вечером?

— Вы должны спросить его, генерал, — сказал Шарп.

Вальверде улыбнулся.

— Возможно, я спрошу. Теперь вернемся к вашему рытью, капитан. Или надо говорить «лейтенант»? — Вальверде ждал ответа, но так и не дождался; в конце концов он повернул коня и, пришпорив его, погнал назад.

— И что все это значит? — спросил Харпер.

— Бог его знает, — сказал Шарп, наблюдая изящный галоп испанца, догоняющего фургоны и других всадников. Однако на самом деле он знал — знал, что это означает неприятности. Он выругался, затем поднял кирку с земли и ударил. Искры полетели от кусков кремня, когда острие кирки врезалось в камень. Шарп отпустил рукоять. — Но я скажу тебе, что я действительно знаю, Пат. Всем стало хуже после вчерашнего проигранного боя — всем, кроме проклятого Лупа, и Луп все еще там, и это не дает мне покоя.

— И что вы можете поделать с этим, сэр?

— Сейчас, Пат, ничего. Я даже не знаю, где найти ублюдка.

***

А потом пришел El Castrador.

— El Lobo находится в Сан-Кристобале, señor, — сказал El Castrador. Партизан пришел с пятью товарищами, чтобы забрать мушкеты, которые Шарп обещал ему. Испанец утверждал, что ему нужно сто мушкетов, хотя Шарп сомневался, была ли у этого человека даже дюжина последователей: несомненно, все лишние ружья будут проданы за хорошие деньги.