— Бык поднялся?
— И воткнул рог в спину матадора, — подтвердил Шарп. — Допустим, я — бык, señor, и я готов признать, что я тяжело ранен, Луп стоит ко мне спиной. Поэтому сегодня вечером, когда он думает, что мы слишком слабы, чтобы наступать, мы совершим марш.
— Но только наблюдать за ним, — сказал партизан осторожно. Он терпел поражения от Лупа слишком часто, чтобы рисковать с ним драться.
— Чтобы наблюдать, — солгал Шарп, — только наблюдать.
***
Он был правдивее с Харпером. Он привел своего друга на вершину башни у ворот, откуда два стрелка смотрели через восточную долину в сторону туманной дали, где пряталась деревня Сан-Кристобаль.
— Честно говоря, не знаю, почему я иду, — признался Шарп. — И у нас нет никакого приказа туда идти, и я не уверен, что у нас что-нибудь получится, когда мы доберемся туда. Но есть причина, чтобы идти. — Он сделал паузу, внезапно почувствовав себя неуклюжим. Шарп обнаружил, как трудно ясно сформулировать свои мысли, возможно потому что это означает выставить напоказ свою уязвимость, и немногие солдаты способны сделать это; он хотел сказать, что солдат настолько хорош, насколько хорошо его последнее сражение, а последнее сражение Шарпа было катастрофой, которая оставила Сан Исирдо в дыму и крови. И в армии найдется много придирчивых дураков, которые обрадуются, что выскочка из рядовых наконец получил по заслугам, а значит, Шарп должен нанести ответный удар по Лупу, иначе он потеряет репутацию удачливого солдата и победителя.
— Вы должны разбить Лупа? — нарушил его молчание Харпер.
— У меня не хватит людей, чтобы сделать это, — сказал Шарп. — Стрелки пойдут за мной, но я не могу приказать людям Донахью идти в Сан-Кристобаль. Вся эта затея, вероятно, — пустая трата времени, Пат, но есть шанс, полшанса, что я могу увидеть одноглазого ублюдка через прицел своей винтовки.
— Вы удивитесь, — сказал Харпер, — как много ребят из Real Compania Irlandesa хотят идти с нами. Я не знаю об офицерах, но старший сержанта Нунан пойдет, и этот парень Рурк, и есть дикий педераст по имени Леон О'Рейли, который ничего так не хочет, как убить побольше жаб, и там еще много похожих на них. Им надо кое-что вам доказать, видите ли: что они не все такие же желтые, как Кили.
Шарп улыбнулся, затем пожал плечами.
— Это, вероятно, — пустая трата времени, Пат, — повторил он.
— Так что вы собираетесь делать сегодня вечером?
— Ничего, — сказал Шарп. — Совсем ничего.
И все же он знал, что, если он идет навстречу новому поражению, он готов рискнуть всем, чего добился, но он также знал, что не пойти, считая перспективу мести безнадежной, означает признать победу Лупа окончательной, а Шарп был слишком горд, чтобы признать это. Вероятно, он ничего не добьется, отправившись к Сан-Кристобалю, но идти он должен.
***
Они вышли после наступления темноты. Донахью настаивал на том, чтобы идти, и пятьдесят из его людей пошли тоже. Желающих было больше, но Шарп хотел, чтобы большинство Real Compania Irlandesa остались и охраняли семьи и багаж. Все люди и все имущество, оставшееся в форте Сан Исирдо, были на всякий случай перемещены в башню: Луп и в самом деле мог вернуться, чтобы завершить работу предыдущей ночи.
— Что было бы для меня чертовски удачно, — сказал Шарп. — Я совершаю марш, чтобы застрелить его, а он — чтобы кастрировать меня. — Его стрелки шли дозором впереди на случай, если французы надумают вернуться в Сан Исирдо.
— Что мы сделаем, если встретим их? — спросил Донахью. |