Дубинкой из челюстной кости ему не раз приходилось отгонять покрытых чешуей хищников. Один раз на пути его подстерегла снежная рысь, но он сумел прижать извивающуюся кошку к земле и впился зубами ей в горло, насыщаясь теплой кровью. Путешествие было долгим. Броском костяного ножа ему удалось убить пикирующего ястреба. Он преодолел горный хребет.
Добравшись наконец до ворот Клыка, Бриннгар понял, чему должно было научить испытание. Не способности выживать и бороться и даже не решимости, необходимой для каждого Астартес. Урок Испытания Крови был гораздо труднее.
— Мы все одиноки, — пробормотал Бриннгар, допив последние капли волчьего меда.
Его мысли снова вернулись к Испытанию Крови. Он вспомнил, как на утесе, над тропой, по которой он шел, появился огромный косматый черный волк. Хищник наблюдал за ним долгое время, и Бриннгар понял, что это вульфен — полумистический зверь, рожденный из земли Фенриса, чтобы уничтожать слабых.
Тот же самый вульфен сидел сейчас напротив Бриннгара и смотрел на него своими темными глазами. Космический Волк встретил его взгляд. В зрачках зверя отразилось его лицо.
— И ты одинок, — сказал Бриннгар. — Мы все стадные животные, но это всего лишь видимость. Мы держимся стаи, потому что без стаи не было бы Легиона. Мы одиноки, абсолютно все. С таким же успехом на этом проклятом корабле могло больше не быть ни одной живой души. Только ты и я.
Вульфен ничего не ответил.
— Только ты и я, — хрипло повторил Бриннгар.
Вульфен встряхнулся, как собака, вышедшая из воды. Потом протяжно зарычал и встал на все четыре лапы. Он был ростом с лошадь, и морда находилась на уровне головы Космического Волка.
Нагнув голову, вульфен поднял что-то с пола и бросил к ногам Бриннгара.
Это был болт-пистолет. Рукоять украшали костяные пластинки от ножа, с которым Бриннгар дошел до Клыка после испытания. На торцевой части болтался костяной крючок, привязанный бечевкой из сухожилий. Когти ястреба и зуб снежной рыси украшали корпус оружия замысловатой мозаикой, изображавшей черного волка на фоне белоснежных снегов зимнего Фенриса.
— А, — проворчал боец Волчьей Гвардии, нагибаясь за оружием, — вот к чему все это.
Судьба предстала в виде решетки из пересекающихся нитей потенциальных возможностей и вероятного будущего. Участь не была определена, она состояла из серии последствий, и любое, даже бесконечно малое, действие вызывало определенный резонанс.
Мхотеп мысленно просматривал миллиарды нитей судьбы. В тишине и уединении камеры заключения в его мозгу постоянно возникали непрошеные видения. Вдали выгорали галактики, и их огни распространялись по бескрайнему серебристому небу. Рушились бесконечные слои реальности, в которых кипела жизнь. Представления об истории и человечестве вызывали перед мысленным взором огромные города, поднимавшиеся словно весенняя трава. Затем они разрушались, и на их месте вырастали башни, превосходящие по высоте шпили Просперо. Воспоминания Мхотепа вспыхивали на фоне неба и становились целыми мирами.
Он полностью погрузился в медитативный транс и увидел Дворец Императора и его золотые стены, сверкавшие под солнцем Терры. Но вот все украшения пропали, а фрески и мозаики сменила оружейная сталь. Дворец превратился в крепость, и пушки черными пальцами показывали на врагов, спускавшихся с небес в языках пламени. Яркое видение потускнело от поднятой взрывами земли и кровавых брызг. Братские Легионы поднимались друг против друга, а из темноты по призыву падших мудрецов выскакивали хищные оборотни. Боевые машины взлетали к самому небу и заслоняли слабеющее от дыма солнце. Покрасневшее от крови небо раскалывалось от изрыгаемых ими грома и молний. Потом небеса вздрогнули от хохота, и Император Человечества, взглянув вверх, увидел на багровом горизонте черные тени. |