Из записок Павла Свиньина: «…Поутру адмирал (Трейг – В. Ш.) отправил мичмана Ламброса с лоцманом нашим, который хорошо разумел по-турецки к салоникс-кому паше с письмом. Не допустя их к городу за 200 сажен, им закричали с берега, чтобы остановились; после чего подъехала к катеру нашему турецкая лодка, и секретарь паши взял от Ламброса письмо, запретив ему приближаться к берегу, дабы не подвергнуться неистовствам черни». Ламбросу даны, адмиралом Грейгом два сигнала: если хорошо его примут, то должен он был поднять одно весло. Когда же дурно, то два. Для вернейшего наблюдения и повторения сигналов на середину пути послан был другой катер с гардемарином, и мы крайне удивлялись, что он не делал никакого нам сигнала. Через два часа подъехала к Ламбросу турецкая лодка с толмачом, который сказал, что в ответ на письмо адмирала паша, посоветовавшись с беями, приказал ему объявить, что «он служит султану так, как адмирал императору, что «янычары получают такое же жалование, как и русские солдаты…» Из сего лаконичного ответа весьма легко было понять, что должно было нам употребить другие меры для убеждения, и адмирал Грейг приказал баркасами взять видимые у берегов лодки. На них намерен он поставить мортиры, дабы ночью потчевать приятелей бомбами.

Приготовления наши приходили к концу, и не было сомнения, чтоб не увенчать его желаемым успехом в следующую ночь, как вдруг на рассвете подул сильный северный ветер, который, по приказанию адмирала Се-нявина, был нам знаком немедленного оставления предприятия нашего и поспешения к соединению с ним. С ветром сим могли выйти турки из Дарданелл. Итак, мы, оставив взятые нами лодки на якорях, подняли паруса и пошли. Что подумают в Салониках о нас? Как распишет нас французский консул? Ветер час от часу усиливается. Алексей Самойлович, боясь шторма, приказал бросить якорь при устье залива.

В одиннадцать часов корсар послан был взять в Скопле две турецкие лодки, нагруженные мукою. Что и было сделано… Благополучно соединились с флотом при Тенедосе. Я с сожалением расстался с Алексеем Са-мойловичем: беседа его приятна и поучительна. Можно сказать, что он примерный человек и начальник! Сословие офицеров на «Ретвизане» может также без лести назваться избранным: кроме исправности, познаний по службе, каждый из них отличается вежливостью, приятностью в обращении; вот как хороший пример действует на молодых офицеров!»

Историки почему-то традиционно обходят салоникс-кий рейд стороной. И оря! Польза от этого, на первый взгляд неудачного, рейда была немалая! Во-первых, появление русских кораблей настолько перепугало местных купцов, что они оставили всякую мысль о посылке судов с продовольствием не только в Константинополь, но вообще в какие бы то ни было порты Турции. Во-вторых, прознав о пришедших единоверцах, воспряли духом местные горцы, а воспряв, возобновили свои нападения на турок. Все это привело к тому, что, когда начались активные боевые действия на Дунае, вместо того, чтобы отправить часть гарнизона на этот важнейший для Турции фронт, салоникский паша запросил себе подкреплений.

Война есть война, а потому, помимо громких дел, есть и каждодневные негромкие. Из хроники боевых действий: «Ввечеру посланы были два баркаса и три вооруженных катера с албанцами и солдатами к анатолийскому берегу для взятия или истребления судов, там находящихся. Адмирал намерен удобные из них переделать в канонерские лодки. С корабля видна была перепалка; выстрелы вдали представлялись ракетами; четыре большие лодки были плодом сей экспедиции.

К вечеру пришло шесть корсаров. Многие из них привели богатые призы, а Идриот Дука захватил турецкого фельдъегеря Чауша Селима, посланного в Кандию с фирманами.

Телеграф сделал сигнал, что у Дарданеллъского выхода остановилась турецкая эскадра, состоящая из 30 судов, из коих 6 кораблей, столько же фрегатов и на одном из них адмиральский флаг.