Он немного постоял и медленно пошёл вдоль виноградника. Затем свернул с дороги влево и тем же неторопливым шагом, ступая по каменистому склону, направился к лощине. На глаза попался бурый камешек. Он поднял его и по тяжести определил, что это совсем не камешек, а осколок снаряда, а может, мины. Подержав в руке, он хотел положить его в карман, но увидел ещё один такой же и ещё и отбросил поднятый осколок прочь.

Подойдя к лощине, той самой, по которой они выдвигались, Александр Иванович остановился. Он удивился, увидев её почти такой же, какой она была и тогда. Казалось, время не коснулось её. Правда, не было ни окопов, ни укрытий, которые копали десантники. Всё обвалилось, заплыло землёй, но след остался.

То ли от ветра, а может, от волнения на глаза накатились слёзы. Он смахнул их и, спустившись в лощину, пошёл в сторону моря.

Где-то здесь располагался бригадный медпункт: окопы и вырытый под скалой блиндаж, где Аннушка, Анна Сергеевна, оказывала раненым первую помощь. Из этого пункта ночью, когда приходили суда, она эвакуировала раненых на Большую Землю.

Сойдя к берегу, Александр Иванович выбрал затишок и присел на корягу.

Море гудело. Волны обрушивались на берег, бились о лежавшие в беспорядке камни. Но в рёве волн ему слышался грохот боя. Он различал вой летевших с кораблей тяжёлых снарядов, разрывы мин, пулемётные и автоматные очереди, крики бесстрашно отчаянных в своём порыве людей. Он даже видел их...

Ему вдруг вспомнился весельчак Буткин, который приплыл сюда с гитарой. А потом в эту гитару, когда Буткин на ней бренчал, угодил немецкий снаряд. От гитары остался лишь обломок грифа, намертво зажатый пальцами руки.

Не одну неделю находились они на плацдарме, и почти каждый день их бомбили. Тогда клочок земли превращался в ад. Земля дыбилась, и казалось, вот-вот разверзнется.

В одной из бомбёжек Александра Ивановича ранило. К счастью, осколок попал в мякоть руки, не задев кости. Его хотели отправить в госпиталь, в тыл, но совесть не позволила оставить бригаду...

Так он сидел, предавшись воспоминаниям, как вдруг в сердце снова ударило болью. Он даже вскрикнул. Неужели?

Александр Иванович торопливо сунул руку в карман за спасительным пузырьком. Пальцы уже нащупали холодное стекло, но тело пронзила такая боль, что не было силы даже шевельнуться. Она сковала его всего, перед глазами вспыхнули радужные круги. Они наплывали, разрастаясь, гасли, но появлялись новые. И ещё он увидел над собой небо, с которым была связана его жизнь. Только на этот раз оно было чёрным, как в ту глухую осеннюю ночь, когда их десантный катер плыл к плацдарму.

«Неужели это конец?! — подумал он, холодея. — Нет! Не может того быть...»

Теряя горошины из пузырька, он неимоверным усилием сумел-таки дотянуться до рта и заложить одну под язык. И затих, по-настоящему счастливый тем, что сделал.

Нет, уходить ему ещё рано. Ещё есть дела, которые он обязан выполнить.

Глава 10.

СОКРУШЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО ПЛАЦДАРМА

Штурм Новороссийска

В результате ожесточённых боев некогда мощная немецкая группировка, возглавляемая фельдмаршалом Клейстом, к осени 1942 года потеряла многие важнейшие рубежи. Её 1-я танковая армия была выбита из-под Моздока, Грозного, Владикавказа, с высокогорных кавказских хребтов бежали альпийские егеря генерала Конрада. Главная группировка 17-й армии генерала Руоффа потерпела поражение у Туапсе, так и не сумев пробиться к морю и овладеть прибрежной дорогой. В зимних и весенних боях советские войска освободили Краснодар, Майкоп, Ставрополь, Тихорецк, Армавир, Ростов, захлопнув «кавказские ворота».

К осени 1943 года все недобитые немецкие соединения были оттеснены к Таманскому полуострову и низовью Кубани, через которые лежал спасительный путь к Керченскому проливу и в Крым.