У двери «доцента» он немного помедлил. Зачем-то перекрестился. В Бога Антон не верил, в церковь не ходил, но решил почему-то в трудный момент вспомнить о Власти Небесной. Впрочем, Антон был крещеный (в детстве бабушкой), так что имел полное право… Антон позвонил. Тишина. Еще раз позвонил. За дверью послышались неторопливые, но словно раздраженные шаги.

— Кто там? — раздался недовольный голос. Антон открыл папку, достал большой конверт и помахал перед глазком.

— Вам счет за мобильник.

— В ящик внизу брось!

— Надо расписаться. Новые правила.

Грохнул замок. Дверь отворилась. На пороге стоял Лунин. У Антона душа ушла в пятки…

— Давайте же, молодой человек, — уже нормальным, миролюбивым голосом сказал Лунин. Он умел владеть собой.

Антон решился. Вытащил из папки пистолет. Направил в живот мошеннику. Некстати подумал, что по злой иронии судьбы Пушкин получил смертельную рану именно в живот. Отчаянно и долго вспоминал заготовленную заранее фразу…

— Сначала поговорим!

Лунин окинул взглядом лестничную площадку. Спросил спокойно:

— Тебе чего надо?

— Если что — выстрелю, я не шучу, — выдавил Антон. Руки его тряслись. Господи, что же он затеял! Больше всего Антону захотелось оказаться за письменным столом перед учебником математики. Лунин неторопливо оглядел нервного юношу, пожал плечами:

— Ну, тогда заходи.

Спокойно повернулся к Антону спиной и пошел в глубь квартиры. Антон, стараясь не выронить пляшущий пистолет, шагнул следом.

На улице Жору удалось удержать от самосуда, но в главке Любимов дал волю чувствам. Не то чтобы он не умел справляться с эмоциями, но когда «сдавали» своих… Предателей Жора не выносил. Тем более что Шишкин только что сообщил: состояние Наумова ухудшилось.

Малышев в глазах Любимова был хуже насильника и убийцы. Поэтому Жора безжалостно тряс «губошлепа» за отворот куртки. Так тряс, что голова «губошлепа» болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, грозя оторваться, а губы, соответственно, шлепали в такт качающейся голове. Вася пытался оттащить Любимова — не вышло.

— Что ж ты, сволочь, людей под пули подставил?! — шумел Жора. — Я из тебя, подла, душу сейчас вытрясу! Вместе с костями.

— Я не хоте-ел! — жалобно тянул Малышев. В глазах его стояли слезы.

— А чего ты хотел? Баксов две штуки хотел, сука?!

— Евро, — подсказал Рогов. — Жор, слушай…

— Евро, гад, две штуки хотел?

— Он обещал не стрелять, — скулил Малышев. — Попу-угать только…

— «Попугай» нашелся! Не стрелять обещал?! А что он собирался делать с «Макаровым»? Ствол сосать?!

— Ладно, брось, Жор, — со второй попытки Рогову удалось оттащить Любимова от сникшего конвоира. Тот нехотя отошел в сторону и сел на стул.

— Так… А почему же все-таки евро, сержант? — заинтересовался он.

— Да не евро, не евро… — едва не плакал конвоир… Теперь уже бывший конвоир и бывший сержант. — Мы в долларах догова-аривались, на две с половиной. Просто он в евро принес…

— Тогда понятно, — успокоился Рогов и бросил на стол пачку сегодняшних фотографий с Василеостровского рынка.