|
– Господи! – ахнула она, едва переступив порог. – Как же это? Что происходит? – Это Любочка, – с радостной улыбкой объявил вполне оправившийся Евгений Христофорович. – Наш ангел-хранитель. Знакомьтесь. Они долго сидели за столом, подробно рассказывая перепуганной Кларе Степановне про сердечный приступ, про приезд «Скорой», про то, как Родик сидел с отцом, а Люба бегала за покупками и готовила еду. Потом девочка спохватилась, что уже поздно и надо возвращаться домой. – Родик, проводи Любу, – сказала Клара Степановна. – Да что вы, – засмущалась та, – не нужно, я сама дойду, тут же рядом совсем, у нас дача на соседней улице. – Надо, – твердо произнесла мать Родика, и отец тут же подхватил: – Конечно, надо, Родик обязательно тебя проводит. Они вдвоем вышли из дома, и Люба чувствовала, как отчаянно колотится ее сердечко: впервые в жизни мальчик провожал ее вечером домой, да не какой-то там одноклассник, а взрослый парень, да еще такой красивый. Она совсем не знала, о чем разговаривать по дороге и надо ли разговаривать вообще, может быть, следует идти молча? – Ты, наверное, врачом станешь, – неожиданно произнес Родик. – Почему? – удивилась Люба. Она еще не задумывалась всерьез о будущей профессии, может, инженером будет или учительницей, но о том, чтобы стать врачом, мыслей не было. – Ты такая решительная, серьезная, даже доктор тебя похвалила. И о больных умеешь заботиться. – Это меня бабушка научила, – засмущалась Люба. – У нее тоже сердечные приступы бывают, я и запомнила, как и что надо делать. А сколько тебе лет? – Тринадцать, а тебе? Надо же, он ровесник Тамары! Почему-то Любе казалось, что он гораздо старше. Но раз он ровесник Томы, то тоже, конечно, очень взрослый, как и сестра, и, наверное, такой же умный. – Мне одиннадцать. А я думала, тебе лет пятнадцать или даже шестнадцать, – призналась она. – Это потому, что я высокий, как папа. Мне всегда из-за роста больше лет дают. – А Родик – это Родион? – Родислав. – Как?! – Родислав, – терпеливо повторил Родик. – Смеяться будешь? – Почему смеяться? – растерялась Люба. – А все смеются. Имя необычное. – Правда, необычное, – согласилась она. – Это твоя мама придумала? – Папа. И не придумал вовсе, это старинное русское имя. – А твой папа – он кто? Ученый? – Ну да, он филолог. Занимается русской литературой восемнадцатого века. Это называется русский классицизм. Радищев, Державин, Кантемир, Сумароков – слышала про таких? – Нет, мы в школе их не проходили. Люба еще много чего хотела спросить у Родика, но ее дача почему-то оказалась совсем близко, даже ближе, чем была днем, когда она бегала предупредить Бабаню, что не будет обедать. – Здесь мы живем, – грустно сказала она и вежливо добавила: – Спасибо, что проводил. – Люба… – Что? – встрепенулась она. – Я хотел сказать… Ну, в общем, ты молодец. Спасибо тебе. – Да не за что, – смутилась Люба, – я ничего особенного не сделала. – Нет, ты не понимаешь… Ты не испугалась, не растерялась, не бросила меня в беде. Мне самому противно, что я оказался таким… Ну, ты помнишь, я от страха даже крючок на калитке открыть не смог. И укола я испугался. Мне ужасно стыдно в этом признаваться, получается, что я слабак какой-то… – Ничего ты не слабак, – горячо заговорила она. – Просто ты очень любишь своего папу, и это очень хорошо. Если бы с моим папой такое случилось, я бы тоже растерялась, мне бабушка объясняла, что когда несчастье происходит с твоими близкими, то это гораздо страшнее, чем когда с неблизкими… вот… И еще она говорила, что не зря существует поговорка: «Чужую беду руками разведу, а со своей не справлюсь». |
