– Тем лучше-с, тем лучше-с, милая Авдотья Григорьевна! Вот мы и поговорим! Скучаете здесь, конечно?

– Нет-с, нам скучать некогда, потому что мы завсегда в трудах…

– Оне у меня, ваше превосходительство, к своему делу приставлены-с, потому, мы так насчет этого судим, что коли-ежели эта самая… хочь бы дама-с… да ежели по нашему месту без трудов-с… больших тут мечтаниев ожидать нужно-с!

– Да, это так; я это сам… А все-таки, милая Авдотья Григорьевна, сознайтесь, что скучно?

– Конечно, коли-ежели сравнить с Кашином… там одних церквей сколько! Опять же родители…

– А в Петербург хотелось бы? Ну, признайтесь, – хотелось бы?

– Нет уж, куда в Петербург! вот в Кашин… в Угличе тоже весело живут! ну, а Калязин – нет, кажется, этого города постылее!

– Ну, Углич там, Кашин, Калязин… А все, я думаю, сердечко-то так в Петербург и рвется?

– Нет уж… В одном только я петербургскиим господам завидую: что они царскую фамилию постоянно видеть могут!

– Это делает вам честь, сударыня. Что же! со временем, когда дела Антона Валерьяновича разовьются, может быть, вам и представится случай удовлетворить вашему похвальному чувству.

– Нет уж… А вот у нас, в Кашине, один купец в Петербурге был, так сказывал: каждый день, говорит, на Невскиим в золотых каретах…

– Ну, это-то он, положим, от себя присочинил, а все-таки… Знаете ли что? потормошите-ка вы Антона Валерьяновича вашего, да и махнем… а я бы вам всё показал!

– Нет уж… А вы и во дворце бывали?

– Сколько раз, милая Авдотья Григорьевна!

– И государя видеть изволили?

– Сколько раз! Однажды даже…

Петенька вдруг ощутил потребность лгать. Он дал волю языку и целый час болтал без умолку. Рассказывал про придворные балы, про то, какие платья носят петербургские барыни, про итальянскую оперу, про Патти; одним словом, истощил весь репертуар. Под конец, однако, спохватился, взглянул на часы и вспомнил, что ему надо еще об деле переговорить.

– А я ведь к вам, Антон Валерьяныч, между прочим, и по делу, – сказал он.

– Извольте только приказать, ваше превосходительство! Все силы-меры, то есть сколько есть силы-возможности…

– Скажите, неужели дела отца так плохи?

– Так плохи! так плохи! то есть как только живут еще его превосходительство! Усадьба, теперича, без призору… Скотный двор, конный… опять же поля… так худо! так худо!

– Да, и я уж заметил. Давеча бегал – нигде ни одной души не нашел. Один только мерзавец сыскался, да и тот вверх брюхом дрыхнет!

– Уж коли ваше превосходительство в короткую, можно сказать, минуту заметили, так уж нам-то что и говорить!

– А ведь знаете, генерал немного и вас обвиняет. Говорит, что вы весь лес за десять тысяч продали, тогда как…

– Первое дело, не десять, а пятнадцать тысяч я его превосходительству предоставил. Пять-то тысяч они на покупку Агнушке дома извели… Бог им судья, ваше превосходительство! конечно, маленького человека обидеть ничего не значит, однако я завсегда, можно сказать, и денно и нощно, словом, всем сердцем… Ваше превосходительство! позвольте вам доложить! что я такое? можно сказать, червь ползучий, а может быть, и того хуже-с! Стало быть, ежели теперича сказать про меня: "Антон, мол, Стрелов вор!" – кому в этом разе стыд будет? Мне ли, который, примерно, все силы-меры… или тому, кто меня обидел?

– Так-то так, голубчик, только вот отец говорит, что за одни Петухи можно было десять тысяч выручить, а вы там всего на четыре тысячи дров продали.