|
Раскаяние мое видимо тронуло его. Он протянул мне обе руки, и мы долгое время стояли рука в руку, чувствуя по взаимным трепетным пожиманиям, как сильно взволнованы были наши чувства.
– Разорвать! С тобой, мой бедный Гамбетта! – наконец произнес он, – никогда!
– Но… с либерализмом?! – спросил я, почти задыхаясь от страха.
Он дрогнул опять. Идея, что вицмундир вычищен и что затем стоит только взять извозчика и ехать – видимо угнетала его. Но такова сила либерального прошлого, что оно, даже ввиду столь благоприятных обстоятельств, откликнулось и восторжествовало.
– Никогда! – воскликнул он совершенно твердым голосом. – Plutot la mort que le deshonneur![118 - Лучше смерть, чем бесчестие! (франц.)]
– La mort – c'est trop dire![119 - Смерть – уж это слишком! (франц.)] Но подумай, однако ж, мой друг! вот ты ждал к празднику через плечо, вот как бы это…
– A bah! Гa viendra![120 - Ничего! в свое время будет! (франц.)] – сказал он весело и махнул рукою.
Затем мы обнялись. Тебеньков велел сервировать завтрак, и все недоразумения были сейчас же покончены.
– Мне – разорвать с либерализмом! мне? – говорил мой друг, покуда мы дегюстировали какой-то необыкновенной красоты лафит, – но разве ты не понимаешь, что это значило бы разбить вдребезги всю мою жизнь! Знаешь ли ты, с которых пор я либерал? ты еще в рубашечках ходил, как я уж был испытаннейшим либералом в целом Петербурге! Уже тогда я проектировал все те идеи, которыми теперь наш общий друг, Менандр Прелестнов, волнует умы в "Старейшей Русской Пенкоснимательнице"! Покойный князь Федор Федорыч недаром говаривал: "Тебеньков тем более опасен, что никогда нельзя понять, чего собственно он добивается!" Ты понимаешь! Это была целая система, именно в том и заключавшаяся, чтоб никто ни в чем не мог уличить, а между тем всякий бы чувствовал, что нечто есть, и только вот теперь эта система пошла настоящим образом в ход! Либерализм, mon cher, это для меня целое семейное предание! C'est tout un culte.[121 - Это настоящий культ (франц.)] Мой отец, моя мать, мой дед… все были либералы! Мой отец первый подал мысль об обязательном посеве картофеля… tu sais,[122 - знаешь (франц.)] потом из этого еще произошли знаменитые «картофельные войны»? Моя мать еще в тысяча восемьсот восемнадцатом году порешила с женским вопросом, выйдя, при живом муже, замуж за моего отца! И ты мог думать, что я изменю этим преданиям! Mon cher! позволь тебе сказать: ты грубо, ты непростительно грубо ошибался!
Тебеньков так был взволнован, говоря это, что даже закусил нижнюю губу!
– Тебеньков! Я ошибался! я глубоко, грубо, непростительно ошибался! я сознаю это! – лепетал я.
– Постой! я не все сказал. Возьми мои теперешние связи – они все до одной либеральные. От кого я жду обновления России – от князя Льва Кирилыча! Какую газету я читаю – "Старейшую Всероссийскую Пенкоснимательницу"! J'espere que c'est assez concluant![123 - Надеюсь, это довольно убедительно! (франц.)] Учреждение читален, лекций, народного театра, распространение полезных знаний – во всем и везде я играю первую роль! Я всегда и везде говорил: "Господа! не полагайте движению препон, но умейте овладеть им. Овладейте, господа! дайте движению надлежащее направление – et alors tout Гa ira comme sur des roulettes![124 - и тогда все пойдет как по маслу! (франц.)] Только овладейте!" Сколько я потерял через это – ты знаешь сам. Ты знаешь очень хорошо, чем бы я мог быть, если б принял в то время предложение князя Ивана Семеныча! Он предлагал мне Анны… Ты понимаешь! святыя Анны… помимо Станислава! в мои лета! Ah! c'etait bien joli
