Тихо скрипнул матрас – Мэтью повернулся, чтобы посмотреть на нее. Грейс надеялась, что темнота скроет ее невольные слезы. Но на это, разумеется, не стоило рассчитывать. Маркиз слишком хорошо чувствовал ее.

– Что с тобой, дорогая? – Он протянул руку и осторожно вытер слезу на ее щеке. Грейс закрыла глаза и попыталась успокоиться.

– Я знаю, слезы не помогут, – глухо проговорила она.

– Но мы все иногда плачем. Такое случается. – Его голос ласкал ее, словно легкий весенний ветерок.

Мэтью обнял Грейс и привлек к себе. Его сильные руки заскользили по ее спине. Она уткнулась лицом в его плечо. Никогда никто не пытался утешить ее. Если ей было плохо, все лишь учили ее или ругали, когда надо было просто вот так, как делал это сейчас Мэтью, обнять и погладить по голове. В ней всегда жило чувство, что она одна против всего мира, и поэтому Грейс никогда не позволяла себе расслабиться.

Она плакала сейчас, потому что уже никогда не могла снова стать той веселой пятнадцатилетней девочкой, увлеченной прекрасными идеями. Она оплакивала и мужа, у которого никогда не находилось для нее доброго слова. Она плакала еще и потому, что ей было жаль прекрасного маркиза, который свою молодость провел в клетке, лишенный всех радостей, предназначенных для человека самой природой.

Она оплакивала и девять лет своей несчастливой жизни, которые принесли ей только страдания и унижения, и неудачливую Грейс Паджет, которая таким нелепым образом угодила в клетку и которую приняли за уличную девку. А теперь обстоятельства складывались так, что ей и в самом деле придется стать этой самой уличной девкой.

– Прости, – прошептала она, надеясь, что маркиз отвернется от нее. Только тогда она перестанет плакать, успокоится, смирится с тем, что выпало на ее долю. И тем не менее, где-то в глубине души она знала, что способна вынести все, что угодно. Но если Мэтью оттолкнет ее, ей будет больно, очень больно. Ей будет труднее пережить это, чем постоянные унижения, которые она терпела от мужа. При нем она чувствовала себя маленькой и глупой. И сейчас еще сильнее прижалась к Мэтью.

– Мне тоже случалось поплакать. И я плакал как брошенная собака. – Мэтью пытался придать своему голосу непринужденность. – Ничего страшного, все пройдет. Поплачь, если хочется. Эти несколько слезинок не испортят твоей красоты.

Мэтью был мужественным и добрым, хотя жизнь, которую он вел, должна была вытравить в нем эти качества. Грейс снова охватило желание. Под ее ухом в груди Мэтью сильно билось сердце. Его рубашка скомкалась и задралась вверх, и если она слегка передвинет руки, то ее ладони коснутся его кожи. Хотя Грейс хотелось вот так лежать рядом с ним, положив голову ему на плечо, она знала, что ей нужно постараться отодвинуться от него.

Уловив в ней это желание, Мэтью сильнее прижал к себе Грейс.

– Нет, подожди…

Она замерла. Грейс прекрасно понимала, что сейчас чувствовал Мэтью. Точно такие же чувства охватили и ее. Эта тишина, установившаяся в комнате, была полна тех слов, которые они хотели, но не могли сказать друг другу. Но и молчать дальше было невозможно. Желание грозило разрушить их.

Потом, через какое-то время, Мэтью все-таки удалось заснуть. А Грейс лежала без сна всю ночь и всматривалась в темноту, полную тревожных образов и предчувствий.

Она снова вспоминала свою жизнь. Тот период, когда она была несчастной женой, потом вдовой. Она вспоминала своего отца, который оказался невероятно черствым, жестоким человеком. Сказанные им при расставании слова навсегда врезались в память Грейс. Она поклялась тогда себе, что предсказания отца о ее плохом конце никогда не станут правдой. Думала Грейс и о том сумасшедшем, с которым она лежала в постели, который пугал ее и вместе с тем уносил в небеса своими поцелуями.